Стерх увидел впереди темную полоску. Он приближался, запахло камышами. Шелест воды... Река тихо охала, вздыхала, о чем-то устало нашептывала берегам, - мистически застывшим стражникам, не внемлющим ни мольбам своей пленницы, ни угрозам своей разрушительницы, размывающей их зыбкую песочную плоть. Волосы Стерха встали дыбом, он не мог заставить себя подойти к реке поближе. Страх, тьма, неведомые звуки в тишине: о!, все это, видно, пришло к нам еще от давних предков, чутко прислушивавшихся к полной опасностей мрачной ночной неизвестности и в панике убегавших от жестоких саблезубых тигров и всяческих зубастых дьяволов. О!, напряжение в груди нарастало, но он заставил себя сделать несколько шагов, еще несколько... Вот он на берегу. Река шептала, как и века назад, о чьих-то горестях, печалях; она, словно старушка в чепце, полушепотом перечисляла имена ушедших во мрак небытия... или бытия другого рода. Размеренно-спокойно и в то же время чуть суетливо катила она свои черные в этот час воды в бесконечность (имея в виду именно это), и камыши, казалось, стремились туда же, вдаль; они не хотели торчать на месте, но им не хватало силы стремления. Они были гибки, податливы и малость индифферентны в своем пребывании в теплом речном иле. Они оправдывались тем, что там, ниже по течению, их никто не ждал...
Пугливой тенью Стерх вошел в воду прямо в одежде и долго стоял, пока ноги не задубели и дрожь не пошла по всему телу, обычная, "нормальная", человеческая дрожь: мелкие сокращения мышц от переохлаждения организма, защитная реакция тела. Он был в большом поле, крохотный Стерх, зачем-то забравшийся так далеко от дома, да еще и ночью, в эту глушь. Ночью нужно спать. А днем читать книжки, есть и разговаривать. А не мерзнуть тут, в глупейшем положении, стоя выше колен в воде... Зубы стучали, руки тряслись, ну, достаточно...
- Бог помощь, только, сдается мне, не сезон для купания, ведь осень. Стерх вздрогнул так сильно, что по реке пошли волны, ему вмиг стало жарко, лоб взмок от пота, а и без того огромные глаза расширились в пол-лица. Дом, день, еда, разговоры улетели чайками прочь. На берегу, там, где он вошел в воду, сидели рядком несколько мужчин... нет, там было даже две женщины.., и все как один смотрели на него. Он внутренне выругался на себя, подстегнул, убедил того, кто был Стерхом, не валять дурака, а выбраться на берег и выяснить все в конце концов... Несколько рук одновременно протянулись к нему для поддержки, он замер, разжал кулаки, подумал, вздохнул полной грудью и взялся за них обеими онемевшими от холода ладонями...
О! Это была вечность в осязаемом касании. Свет в глазах странников сиял ярче пламени костра, освещавшего их убогие одеяния. Они сидели кружком вокруг пылающих поленьев, а на шестах висели для просушки стерховы брюки, кеды и носки. От них валил пар, как и из стоявшего на углях котелка. Один из новых друзей Стерха взял котелок за ручку и стал разливать в кружки душистейший, ароматнейший отвар, кто-то достал хлеб, кто-то распаковал коробку рафинада, протянулась рука с куском масла в пакете. Ему налили кружку и сунули под нос бутерброд.
- Как там мои? Небось волнуются. - Стерх жевал пищу, вкуснее которой, казалось, он не пробовал за всю свою жизнь; или просто он был голоден до такой степени, что обычный хлеб казался амброзией? Крохотный Стерх внутри все еще пытался убедить его в необходимости общепринятых мерок, рамок, моралей...
- "Да, - говорил он, - если мама увидит, что моя постель пуста, то-то будет шуму... - На него недоуменно пялились и отворачивались, пряча в кулаках улыбки. - "И где же таки мой Стерх?" - скажет она. - "Я ведь..."
- А кто такой Стерх? - спросил как бы между прочим кто-то из сидящих; все замерли, и Стерх почувствовал на себе добрые, но настойчивые взгляды. Он вдруг как будто вошел в зелень тепла, шелест травы и синеву неба. Пылало солнце, но не яркий шар над головой, а ослепительнейшая вещь внутри, а также и снаружи его, вещь пугающе интенсивная, и наполненная вселенским восторгом. Са-а-аа-х-х-х! В честь любви Стерх высвободил свой закостеневший ум из черепа, во славу Экстаза Стеах взмыл туда, где бессмысленны понятия верх и низ, в тепло светоносных просторов, в порыве радости Стаах воздел к небу руки, обнимая мир в счастливом единении, он, большой Саах, наконец, ощутил монументальное спокойствие, нисшедшее в него, подобно текучему потоку, водопаду масла, без единого всплеска заполнившему опустошенный сосуд тела. Спокойствие, еще с рождения царящее где-то за покровом, в глубине сознания, а теперь пребывающее в полной силе гигантского штиля на волнах того мира, что звался Стер...? Саа...?
