! — и он вошёл в комнату. С первого же взгляда кочегар увидел то, чего не заметил добрый джентльмен. Памбе был отчаянно беден. Наркид глубоко засунул руки в карманы, а потом, не разжимая кулаки, двинулся к больному, вопя:
— Хайя, Памбе! Хей! Хулла! Такило! Такило! Крепи кормовые, Памбе! Ты знаешь меня, Памбе, ты меня знаешь! Декхо, смотри! Посмотри сюда, чёртов жирный ленивый ласкар!
Памбе поманил его к себе левой рукой. Правая была под подушкой. Наркид снял свою блистательную шляпу и склонился к Памбе, чтобы разобрать его слабый шёпот.
— Как чудесно! — сказал добрый джентльмен. — Эти восточные народы ласковы друг с другом, словно дети!
— Что ты говоришь? — спросил Наркид, ещё ближе наклонившись к Памбе. — Выплюнь наконец эту жвачку!
— Так вот, насчёт той истории с рыбой и луком, — прошептал Памбе — и полностью вогнал нож Наркиду под рёбра, вперёд и вверх.
Раздался звучный болезненный кашель; тело африканца медленно соскользнуло с кровати, кулаки его разжались, и из них пролился дождь серебряных монет, раскатившихся по всей комнате.
— Теперь я могу умереть, — проговорил Памбе.
Но он не умер. Его вернули к жизни со всем умением, которое только можно купить за деньги, потому что его желал заполучить Закон; и наконец он оказался достаточно здоров, чтобы быть повешенным надлежащим образом, по всем правилам.
Сам Памбе не слишком-то об этом переживал, но для доброго джентльмена это было тяжёлым ударом.
