Каждому — свое, ко всякому — свой подход. Тогда я начал разговор как специалист по взрывным устройствам, хотя в действительности в армии был техником расчета по применению радиоуправляемых ядерных мин. Учился города и страны взрывать, а как работать с обычными взрывными устройствами знаком так, поверхностно.
Но ничего, подойдет и тротил. Хоть на секунду мысли его отвлечь чем-то от горящего бикфордова шнура. Вспомнил учебу в армии в учебном подразделении под Москвой, в Нахабино. Говорю: «Мне нравится этот тип взрывчатки, особенно для разрыва тросов». (Причем тут тросы, хотя их действительно не просто красиво отрезать взрывчаткой). Рельсы, трубы легко взрывать, а вот тросы тяжелее, надо правильно расположить взрывчатку. А если сделать как профи, взрывом трос режется так, словно острым мечом отрублен. Такой красивый разрез.
А огонь горит, шнур короткий, на столе лежит пистолет, и тебе пока неизвестно, кто он — больной или профессионал?
Но сознание у всех работает по определенным закономерностям: принимаем информацию, анализируем и реагируем на неё. Мы все управляемы, как окружающими людьми, так и обстоятельствами.
Конечно, нашли с ним общий язык. Я ему ничего не заплатил, даже объяснил почему, и он с этим согласился. Мы с ним сработали так, что заказчики ему потом сами заплатили больше, чем должен был получить от меня. Заказав кого-то, берешь обоюдоострый меч. Можешь и сам порезаться. Поэтому и заплатили.
Расстались мы друзьями, как со многими моими ангелами смерти. А напоследок он сказал: «Если кого надо грохнуть, для тебя сделаю бесплатно!»
Выбивая общими усилиями деньги, они через несколько месяцев превратили меня в специалиста по психологическому воздействию. Заплатить кому-то из этих группировок было равноценно оплатить свою смерть.
Нужно было их убедить, что заказчик должен заплатить им больше. Для этого вынужден был в течение года вести с ними переговоры. Терпеть, когда к виску приставляют пистолет и нажимают курок, и ты не знаешь, есть там пуля или нет. Лечить синяки и сломанные кости.
Каждый раз после очередных угроз и долгих переговоров, как бы это сегодня не казалось банальным, выдержать все мне помогало одно: я закрывал глаза и видел длинные очереди людей возле нашего офиса в Уфе, которые принесли свои приватизационные чеки и терпеливо ждали, когда их примут. И все они сдали их под мою личную и вечную ответственность.
И радовался, что еще одно мгновение выиграно и все их средства целы. Знал, что мне, наверняка, не выжить, с этим смирился давно, и это перестало волновать. Беспокоило другое: как же так, почти каждая семья в республике останется без своей доли собственности. Эти люди поддержали меня. А я, ради сохранения своей жизни, должен раздать их имущество кому-то. Я этого делать не мог. Ребята, которые получили заказ на меня, это поняли где-то через полгода — год, и потихоньку исчезли из моей жизни.
В новую эпоху советские люди вступили с тяжелым прошлым. Более 70 лет они жили в тоталитарном государстве, но в обществе у простых граждан существовал моральный кодекс. Каждый человек, как бы им судьба не распорядилась, в какие бы тяжелые условия не поставила, сохранял в своем сознании что-то светлое, человеческое.
Столкнувшись с теми, кого многие привыкли свысока называть бандитами, я понял, что, прежде чем исполнить заказ, они проверяли информацию и, если убеждались в том, что не виновен, свою злость переносили на тех, кто «заказал». Даже преступники в нашем народе имеют свой моральный кодекс.
Они понимали, что нельзя грабить собственность миллиона людей. Но, прежде чем на тебя «наедут» те, кто принимает решение, мне нужно было месяцами выдерживать осаду исполнителей. И терпеть…
* * *
Весной, когда проклевываются первые зеленые листочки, вспоминаю нечаянный взгляд из окна на деревья, росшие рядом с моим офисом неподалеку от Кремля. Ныне это здание Дворянского собрания.
Я не видел ничего, кроме своей работы, старался решить задачи, поступающие из более чем ста филиалов банка, уставал от множества ежедневных переговоров.
А тут поднял голову и увидел зеленеющие ветки. Из глаз потекли слезы, не верил, что вижу первые листочки, не надеялся, что увижу. Но мне было суждено узреть, как они выросли, затем пожелтели, как выпал первый снег.
