— Калай может сделать это не хуже меня, — ответил Заратан, в раздражении вставая и с грохотом отодвигая стул.
Схватив со стола еще один ломоть хлеба, он поспешно вышел. Ливни с сочувствием посмотрел на него.
— Гордыня — самое тяжелое из препятствий.
— Я много раз говорил ему об этом.
— Сколь долго он монашествует?
— Три месяца.
Варнава поднял чашку и отхлебнул вина. Он чувствовал, что Ливни не сводит с него глаз, глядя в которые он уже мог ощутить всю тяжесть предстоящего разговора.
Ливни дождался, пока стихнут голоса уходящих.
— Сколько осталось в живых членов «Оккультум лапидем»? — шепотом спросил он.
— Мы двое, и молю Бога, чтобы Симеон из Аполлонии тоже был жив.
Ливни погладил рукой лежащий перед ним свиток.
— Варнава, я думаю, что нашел ответ в Евангелии от Никодима.
— Никодима? Но я же тысячу раз читал его. Где? Какие из стихов?
— В истории об Йосефе Харамати.
Ливни назвал ученика Иисуса иудейским именем, вместо привычного Иосиф Аримафейский.
— Помнишь? После того как он спрятал тело Господа нашего в гробнице в своем саду, Каиафа и Анна пришли в бешенство. Они отдали приказ арестовать его. Неделю решали вопрос о его судьбе, а Йосеф сидел в тюремной камере, в которой не было окон.
— В камере, единственный ключ от которой был у Каиафы.[81]
— Да, — послышался в полной тишине шепот Ливни.
Несколько мгновений Варнава слышал доносящийся снаружи шум прибоя. Волны все сильнее бились о берег. Может, поднимается шторм?
— Что еще, Ливни?
— Когда в первый день недели Каиафа открыл дверь, камера оказалась пуста. Йосефа там не было.
— Да-да. Я все это знаю. Но какое отношение эта история имеет…
— Неужели не понимаешь? Священники пришли за Йосефом, после того как Финей, Адас и Ангий вернулись в Иерусалим из Галилеи и сказали первосвященнику: «Мы видели Иешуа и его апостолов восседающими на горе Мамлих». Они думали, что он жив! Они сказали: «Приведите Йосефа Харамати, и он приведет к тебе Иешуа». Они и вправду верили, что Йосеф знает, где Господь наш, и выдаст его. Но они не нашли Йосефа в темнице!
Лицо Ливни светилось от радости. Он рассказывал все это так, будто эти события случились несколько дней, а не столетий назад.
— Так какое же отношение это имеет к папирусу? — терпеливо повторил свой вопрос Варнава.
Ливни наклонился вперед, между их лицами осталось не больше локтя. От него слегка пахло вином.
— Йосеф провел в бегах всю эту неделю, — прошептал он. — Он…
— Ливни, я читал Евангелие от Никодима. С некоторыми отклонениями Папиас излагает ту же самую историю в своих «Толкованиях пророчеств Господа». Так какое же отношение это имеет к папирусу?
— О, Варнава! — с искренним изумлением и радостью промолвил Ливни. — Как же ты удивишься, когда я скажу тебе…
Рядом послышались голоса, а затем и шаги. В пещеру, где сидели Варнава и Ливни, вошла Калай, а следом за ней — Заратан и Кир.
Судя по тому, что черные кудрявые волосы Кира не закрывали его бородатого лица, а были откинуты назад, ветер снаружи крепчал. Прямой нос Кира казался еще длиннее, а глаза еще больше походили на мерцающие изумруды.
— Кир, это Ливни, мой друг, — сказал Варнава. — Он великий знаток древних текстов.
Обойдя стол, Кир поклонился Ливни. Его одеяние, когда-то белоснежное, было покрыто грязью, пылью и засохшей кровью и плотно облегало его мускулистое тело.
— Брат, благодарю тебя, что приютил нас этой ночью. Обещаю, что мы уйдем прежде чем рассветет.
Ливни мягко возложил руку на голову Кира.
— Ты должен присесть и поесть, чтобы восстановить силы перед дальней дорогой, которая вам предстоит. Позволь мне налить тебе немного вина.
Кир глянул на Варнаву, будто в надежде, что тот сможет что-то прояснить насчет дальней дороги.
— Садись, Кир, — сказал Варнава. — Я объясню все позднее. Что там снаружи?
Кир сел на стул и протянул руку к лежащему на тарелке хлебу.
— Я осмотрел все вокруг, — сказал он, отламывая кусок хлеба. — Никого не видел, но следы повсюду. Не удалось выяснить, чьи они, поэтому не могу сказать точно, в безопасности мы или нет.
Ливни пролил немного вина на стол рядом с чашкой Кира и принялся вытирать его рукавом.
