— Элеазара помиловали и отпустили, — ответил Варнава. — Но в ходе расследования возник вопрос, который остался открытым. Допустимо ли наносить татуировки на тело в Шаббат, не является ли это нарушением закона о запрете на работу в святой день? Равви Элеазар счел это нарушением.
Заратан сморщил нос.
— Господь наш наносил татуировки на Свое тело в святой день? — спросил он.
— Ну, мы не можем утверждать это с уверенностью, но история равви Элеазара гласит, что Господь наш «имел на теле Своем магические знаки в виде шрамов, которые Он обрел в Египте». Следовательно, на плоти Его имелись такие знаки. И заметьте, что в Послании к Галатам говорится, что святой Павел имел на плоти своей «знаки Иисусовы», возможно, такие же заклинания, что были и у Господа нашего, — добавил Варнава, подняв палец.
— И это единственное упоминание? — раздраженно спросил Заратан. — Иудейский документ о нанесении знаков на тело свое? Это же абсурд!
— Нет-нет, есть и другие. Одно из них, датируемое сотым годом, о раввине Элазаре бен Дама, которого укусила змея. Человек по имени Иаков из Галила исцелил его «во имя Иешуа бен Пантеры». Затем, столетие спустя, подобный случай произошел в Галиле. Сына уважаемого раввина «во имя Иешуа бен Пандеры» исцелил чародей. Мне известны лишь три упоминания об этом в документах раввинов, но есть другие…
— Я бы предпочел, чтобы мы вернулись к вопросу об отце Господа нашего, — сказал Кир. — Кем он был?
— Его отцом был Бог! — крикнул Заратан.
Его бешено бьющееся сердце, казалось, поднялось до самого горла, он задыхался.
Варнава моргнул, откусил еще один кусок рыбы и призадумался, приводя свои мысли в порядок. В лучах утреннего солнца его седые волосы отсвечивали розовым.
— Насколько я могу предположить исходя из того, что знаю, он был лучником римской армии[52] родом из Сидона и звали его Тиберий Юлий Абдес Пантера.
— Он был лучником в римской армии? — переспросил Кир, словно эта малая деталь позволила ему проникнуть в глубь веков и увидеть давно мертвого Тиберия Пантеру.
Заратан вспомнил разговоры в монастыре о том, что Кир тоже служил лучником в римской армии. Он схватился за воротник, чтобы не задохнуться.
— Да, — ответил Варнава. — Из римских документов мы знаем, что на момент рождения Господа нашего он нес службу в Палестине. В шестом году, когда Господу нашему было двенадцать лет, его перевели на службу в другое место.
— Двенадцать? — прошептал Кир. — То есть «забытые годы»? Господь наш отправился вместе со своим отцом к новому месту его службы?
Варнава наклонил голову вбок, и на его седой бороде мелькнул отблеск пламени костра.
— Насколько мне известно, нет никаких документов, которые подтверждают или опровергают это. Но соглашусь с тем, что это возможно.
— Для Иешуа это было бы настоящим спасением, учитывая те страдания, которые он перенес в детстве, будучи мамзером, — сочувственно проговорил он.
«Этого не может быть!»
Заратан покрылся холодным потом. Поежившись, он вдруг увидел, что Калай с любопытством глядит на него.
Она пересела поудобнее, подобрав ноги под себя, и ее тонкое коричневое платье облекло ее тело, будто вторая кожа. Но эта соблазнительная поза едва привлекла внимание Заратана, объятого ужасом от услышанного.
— Почему? Что такого происходило с детьми-ублюдками? — спросила она.
Заратан вздрогнул, услышав последнее слово.
Но Варнаву это, похоже, ничуть не оскорбило.
— Гадкие вещи. Слово «мамзер» было худшим из оскорблений. Таких детей считали отбросами общества. И мать, и ребенок становились изгоями. В Книге премудростей Соломона, главе третьей, стихи с шестнадцатого по девятнадцатый, и главе четвертой, стихи с третьего по шестой, говорится, что таких детей следует счесть «никчемными» и даже в старости не должно оказывать им почтение. После смерти им будет отказано в Царстве Божием. Во Второзаконии, главе двадцать третьей, стихе третьем, четко говорится, что «сын блудницы не войдет в общество Господне и до десятого колена его».
— Меня не заботит то, что будет после смерти, — отрезала Калай. Ее рыжие волосы развевались на ветру. — Что грозило ему при жизни? Его наказывали?
