Где-то в шестом часу ночи, когда они уже приблизились к вершине горы, до их слуха донесся странный звук, похожий на отдаленный гром, но чем-то отличающийся от настоящего. Йосеф выпрямился в седле и прислушался, пытаясь различить его сквозь шум ветра и потоков воды, стекающих по ветвям сосен.
— Что такое? — тихо спросил Тит. — Почему ты остановился, хозяин?
— Слышишь?
Несколько мгновений все молчали.
— Я слышу только грозу и дождь, — сказал Матья.
Тит продолжал молчать. Йосеф моргнул, сгоняя воду с глаз, и посмотрел в темноту слева от себя, где, как он знал, сидел в седле Тит. Он увидел едва различимый силуэт человека, более темное пятно на фоне окружающей черноты.
— Тит? — тихо позвал он.
Чернильную черноту неба прорезала молния, и он увидел своего слугу в ореоле струй дождя.
— Это не только гроза, — прошептал Тит. — Это…
Он не закончил фразу, наклонив голову, чтобы снова прислушаться.
— Стук копыт лошадей, приближающихся к нам, — дрожащим голосом закончил Йосеф.
— Боже правый! — воскликнул Омывающийся на рассвете. — Кто-то нас предал! Они нас догнали!
— Давай поводья! — приказал ему Йосеф.
Подскакав к вьючной лошади, он вырвал поводья из рук Матьи.
— Быстро! — крикнул он. — Прячьтесь, оба! Я постараюсь уйти к…
Прежде чем он успел закончить, из леса выскочили первые всадники, накатившиеся на них, как пенная волна. Йосеф увидел блеск доспехов и серебряные вспышки на остриях обнаженных мечей.
— Взять вьючную лошадь! Всадников убить! — крикнул на греческом центурион.
Ночь и дождь прорезала серебристая вспышка, и Йосефа выбило из седла. Он сильно ударился о землю. Стрела вонзилась ему в плечо, пригвоздив плащ к телу.
— Тит! — в отчаянии крикнул он. — Скачи и уводи лошадь!
Он бросил поводья вьючной лошади. Тит пнул своего коня пятками, и она рванулась вперед, разрезая копытами грязь рядом с Йосефом. Схватив поводья вьючной лошади, Тит поскакал в темноту.
Йосеф встал на ноги и осторожно пошел вниз по лесистому склону. Следом за ним двинулся и Омывающийся на рассвете. Римляне на мгновение замешкались. Они начали перекрикиваться, спрашивая друг друга, не видел ли кто, куда поскакала вьючная лошадь и где «жрецы». Затем большая часть всадников поскакали вслед за Титом.
Шатаясь и поскальзываясь, Йосеф двигался по покрытому грязью склону горы, стараясь выбрать такую дорогу, по которой не смогут ехать всадники. Позади себя он слышал задыхающиеся рыдания Матьи.
Выкрики римлян эхом отдавались на вершине горы, но из-за грозы он не мог разобрать ни слова.
Наконец он настолько ослабел от потери крови, что понял: идти больше не сможет. Увидев груду бурелома высотой в человеческий рост, тянувшуюся вдоль почти отвесного утеса, он кое-как добрался туда и свалился без сил.
Вскоре там оказался и Матья, проползший под буреломом на животе.
Небо пронзила паутина молний, и с треском ударил гром. В свете молнии Йосеф увидел на склоне солдат, пытающихся успокоить своих перепуганных лошадей.
— Это безумие! — задыхаясь, проговорил Матья. — Неужели ничего нельзя сделать? Будем просто смотреть?
Йосеф бросил взгляд на сидящих в седлах римлян. Их лошади с трудом удерживали равновесие на раскисшем от дождей склоне горы, передвигаясь по нему неторопливой рысью. Центурион орал на всех подряд, требуя найти хоть какие-то следы Йосефа, но в такой темноте и под дождем это было практически невозможно.
Йосеф привалился к поваленному дереву. Плечо будто жгло огнем.
— Мы не свидетели, — измученным голосом произнес он. — Иешуа говорил, что свидетельствовать могут лишь трое — дух, вода и кровь.[23]
Матья снова заплакал.
Сильнейший порыв ветра прокатился по склону горы, и их осыпало опавшими листьями.
— Прекрати рыдать, лучше помоги мне вытащить эту стрелу, — стиснув зубы, сказал Йосеф. — Нам надо выбраться отсюда задолго до окончания грозы.
