Поверх одного из захоронений стояли два искусно выделанных дорожных мешка из газельей кожи, а на них, в свою очередь, лежали четыре книги на пергаменте в роскошных переплетах. Было такое впечатление, что кто-то совсем недавно достал их из мешков и просто забыл убрать обратно.
— На одни эти книги пошло не меньше сорока коз, — заметил Заратан. — Что говорить обо всех книгах, собранных в этой крипте.
Пергамент изготовлялся из овечьей или козьей шкуры, которую очищали от шерсти и обрабатывали известью, получая тончайшие листы кожи.
— Да, и они прекрасны, не правда ли?
Кир встал со скамьи и прошелся по крипте. Аккуратно взяв лежавшую сверху книгу, он открыл ее.
Заратан некоторое время смотрел, как он ее читает.
— Что это? — наконец спросил он.
— «Толкование пророчеств Господа» Папиаса. Они разделены на пять частей, или пять томов, все в этой книге.
Кир развернул книгу вбок, чтобы что-то прочесть.
— На полях рукописная заметка, на греческом, где говорится, что Папиас был епископом христианской общины Гиерополиса в Малой Азии и жил примерно через тридцать лет после смерти Господа нашего.[24]
Кир некоторое время перелистывал страницы книги, проглядывая их, пока не увидел что-то, явно привлекшее его внимание.
— А я и не знал… — благоговейно прошептал он.
— Не знал чего?
— Папиас пишет, что Марк помогал Петру как переводчик, герменевтес, и записывал все, что Петр рассказывал о речах Господа.
— Он имеет в виду Евангелие от Марка?
— Если верить Папиасу, он не любил письменного слова и записывал лишь живое, услышанное от людей. Он заявляет, что лично беседовал со святителем Иоанном и неким Аристионом, как и с теми, кто «лично общался со святителями». Это означает, что он получил эти сведения от апостолов через вторые или третьи руки.
Кир внимательно пригляделся.
— Правда? — пробормотал он себе под нос.
— А теперь ты что нашел?
— Ты когда-нибудь слышал имена двух разбойников, распятых по обе стороны от Господа?
— Нет, — благоговейно прошептал Заратан. — Как их звали?
— Дисмас и Гестас.[25] Но тут говорится, что они были не разбойниками, а зелотами. Хм…
Кир прищурился.
— Здесь еще одна пометка, со ссылкой на эпизод в четвертом томе.
— Давай посмотрим.
Кир улыбнулся, глянув на него, и принялся перелистывать пергаментные страницы.
— Ты уверен, что хочешь услышать это? — прошептал он. — Это безусловная ересь.
— Но ты же никому не скажешь, правда? — спросил Заратан, облизывая пересохшие губы.
— Конечно нет. Я же твой брат во Христе.
— Тогда я не боюсь. Читай.
Кир читал совсем недолго, и вдруг его глаза сузились.
— Интересно, что же это? — прошептал он.
— Что?
— Это похоже на шифр с заменой букв, с использованием арамейского, греческого и еврейского алфавитов.
— Тайная фраза? — возбужденно переспросил Заратан.
Кир продолжал читать, и его зеленые глаза засияли. Он аккуратно закрыл книгу, положил ее на место и сел на скамью.
Сердце Заратана стучало как бешеное.
— Что случилось? Что там написано? Почему ты не говоришь мне?
Кир посмотрел в дальний угол крипты.
— Ты когда-нибудь слышал историю про Иосифа Аримафейского?
— И Чашу Христову? Конечно. Там говорится, что он…
— Нет, я не про легенду о Граале. Историю о том, как Иосиф бежал из Иерусалима в ночь после того, как спрятал тело Господа нашего в гробнице у себя в саду.[26]
Выражение лица Кира приковало взгляд Заратана.
— Нет, я никогда ее не слышал, — прошептал он еще тише.
Взгляд Кира, казалось, устремился в бесконечность.
— Я не уверен, что понял выражение правильно. Большая его часть зашифрована, а значительная часть строки выцвела так, что ничего нельзя разобрать. Но…
Он посмотрел Заратану прямо в глаза.
— Папиас говорит, что слышал эту историю от внука центуриона, которого спешно отправили с заданием поймать Иосифа Аримафейского и его шайку воров.
— Воров? Что же они украли?
— Не знаю, — ответил Кир, покачав головой. — Я четко могу разобрать и перевести лишь то, что здесь говорится о Жемчужине. Потом что-то загадочное насчет «безголового демона, которому повинуются ветра», и о «сыне Пантеры».
— Безголовый демон? — переспросил Заратан.
Он принялся растирать ладони, почувствовав, что холод пронизывает его до костей. Снаружи, должно быть, стемнело, а в этой пустынной местности дневное тепло уходило быстро.
