Заратан покраснел, переминаясь с ноги на ногу. Кир глянул на него, давая ему возможность признаться.
— Я разбил еще один горшок, брат, — угрюмо проговорил Заратан.
— Понимаю, — ответил Варнава. — А у тебя что за проступок, Кир?
— Я солгал, чтобы уберечь Заратана от гнева брата Ионы. Сказал, что я разбил горшок.
— Значит, твоя вина больше, ты это понимаешь? Даже несмотря на добрые намерения.
— Да, брат, — ответил Кир, послушно кивая.
Варнава встал из-за стола, и куски папируса едва не разлетелись в стороны. Его глаза расширились от ужаса, и он аккуратно сел обратно на скамью.
— Полагаю, от меня ждут, что я назначу вам какое-нибудь наказание, — сказал он, положив ладони на колени, будто в раздумье. — Я налагаю на вас епитимью. Поститься три дня и помогать мне переводить последние из текстов, попавшие в нашу библиотеку, — наконец сказал Варнава. — Кир, думаю, ты неплохо знаешь арамейский?
— Да, брат, — ответил Кир, кивая.
— Хорошо. Идите оба в библиотечную крипту, находящуюся под молельней. Там на столе разложены папирусы. Переведите их текст на греческий.
В крипте хранились самые ценные документы. Заратан там еще ни разу не был. Как и большинство монахов обители.
— На греческий, брат? — переспросил Кир. — Не на коптский?
Хотя они часто говорили на греческом, языке Евангелий, коптский язык был общим для христиан Египта. Зачем же Варнава хочет переводить документы на греческий?
— Да, греческий. Я хочу, чтобы эти книги могло прочитать большее число людей. Считаю, что Евангелие от Петра является важным…
— Евангелие от Петра! — воскликнул Заратан. — Разве эта книга не является запрещенной?
Варнава, похоже, не обратил никакого внимания на его возражение.
— Для самых первых христиан такие книги, как Евангелия от Петра, Филиппа и Марьям, были священными, Заратан. Нужно прочесть их, чтобы понять почему.
— Но они были…
Варнава поднял руку, призывая его к молчанию.
— Не делай из Царства Божьего в твоем сердце пустыню, Заратан. Читай слово Господа нашего, где бы ты ни нашел его… и будь благодарен Ему за это.[14]
Заратан застонал, как от боли.
— Да, брат, — ответил Варнаве Кир.
Варнава махнул рукой, отпуская их, и вернулся к работе с кусками папирусов.
— Ключ от крипты над алтарем Магдалины, — сказал он. — Не забудьте положить на место.
— Не забудем, брат, — отозвался Кир, разворачиваясь и толкая массивную дверь.
— Меня заставляют читать ересь! — жалобно захныкал Заратан, пока они шли по коридору. — Император повелел казнить за это!
— К счастью, император Константин далеко отсюда, — сухо ответил Кир. — Надеюсь, ты последуешь совету брата Варнавы и прочтешь все это, пока такая возможность еще есть.
— Да, если меня не казнят раньше. Я не понимаю, как ты можешь так спокойно говорить об этом, когда…
— Брат, — перебил его Кир, остановившись посреди огромного пустынного коридора и пристально глядя на Заратана. — Ты, помнится, спрашивал меня, почему я взял на себя вину за разбитый горшок.
— Да. И почему?
— Когда я жил в Риме, меня учили не проживать ни одного дня без какого-нибудь милосердного деяния, — ответил Кир, серьезно глядя на него. — Сегодня ты помог мне вспомнить об этом. Теперь твоя очередь. Будь милосерден, помолчи.
Кир вновь пошел по коридору быстрым размеренным шагом. Чтобы не отстать, Заратану пришлось почти что бежать.
— Ты жил в Риме? — благоговейно спросил он. — А что ты там делал? Ты был солдатом, как говорят все здесь, или…
— Пощади, Заратан, умоляю.
Из-за угла появились два человека и пошли прямо им навстречу. Одного они знали, это был авва Пахомий. Седовласый авва (по-еврейски «отец») по праву считался основателем монашеской традиции христианства. Он уже организовал в Египте четыре монастыря, в планах было еще несколько. Обычно лицо Пахомия хранило печать безмятежности, но сейчас оно выражало легкое беспокойство. Другой человек в черном одеянии и с коротко остриженными светлыми волосами оглядывал все вокруг глазами, кипевшими гневом. Заратан не видел его никогда в жизни.
— Да пребудет с тобой Господь, авва, брат, — сказал Кир, кланяясь, когда они поравнялись.
— И с вами, Кир и Заратан, — ответил авва Пахомий.
