— О да.
— А п-потом? Почувствовал слабость? Будто у тебя все мышцы как вареные, будто ты вот-вот развалишься на части?
— Я и до сих пор себя так чувствую, если убью человека. Не думаю, что хорошие солдаты когда-нибудь избавляются от этого. Убийство — грех, и все мы это понимаем. Не знаю, брат, какие причины для этого у Господа, но бывает, что убийство становится неизбежным. Как сегодня.
Заратан закусил губу, глядя на пенный прибой.
— Этой ночью ты вел себя не как трус, — тихо сказал Кир. — Ты был куда храбрее, чем я, когда впервые убил человека. Ты знал, что должен сделать это, и сделал. Не задумываясь и не сомневаясь. И теперь я знаю, что, когда придет время, я смогу на тебя положиться.
Раздалось несколько глухих ударов. Обернувшись, они увидели, как Калай изо всех сил бьет ногой в пах убитому.
Заратан недоуменно и раздраженно смотрел на нее.
— Я не могу избавиться от мысли, что она демон.
Кир внимательно посмотрел на Калай.
— Не забывай, что Господь наш послал ее тогда ночью в трапезную нашего монастыря, — сказал он. — Затем посадил в лодку вместе с нами. А сегодня заставил тебя взять в руки кусок дерева и спасти ей жизнь.
Его взгляд смягчился.
— Этому должна быть причина.
Масса
17 нисана 3771 года
Йосеф взнуздал лошадь и погладил ее по шелковистой гриве, поправляя уздечку. Она шумно выдохнула, глядя на него большими доверчивыми глазами.
— Еще пару дней, Адольфус, — мягко сказал он. — А потом ты всю оставшуюся жизнь будешь щипать травку на зеленых лужайках. Обещаю.
Вокруг него сновали ессеи, занятые свертыванием лагеря и погрузкой имущества на лошадей. Они тихо переговаривались. Йосеф посмотрел на сизые холмы вдали. Солнце поднималось над горизонтом и вдали, там, где располагался святой град Ерушалаим, виднелось желто-красное зарево. Он вспомнил о доме, в который ему, по всей вероятности, уже никогда не суждено вернуться, и тоска болью пронзила его сердце. Так хотелось выспаться в своей собственной постели, в последний раз увидеть больного отца… Может, если Петроний…
«Нет, даже не позволяй себе думать об этом. Это лишит тебя решимости. У тебя есть лишь одна обязанность, а потом ты должен бежать».
Он снова погладил лошадь и тронул поводья, направляя Адольфуса в сторону остальных лошадей. Подковы медленно зацокали по камню, выбивая спокойный ритм.
— Мы готовы, а как ты? — окликнул его Матья.
— Хорошо. Поехали.
Либо они встретят Тита, который этим вечером должен ждать их в назначенном месте, либо нет. Это будет означать, что его поймали и Жемчужина украдена.
В любом случае кто-нибудь будет их ждать там.
Оставалось только молиться, чтобы это не была центурия римских солдат.
Мелекиэль
18 нисана, первый час ночи
К тому времени, как они приблизились к Эммаусу,[96] солнце уже давно скрылось за горизонтом на западе и стали видны самые яркие из звезд.
Йосеф пустил лошадь в галоп. Он был во главе колонны, они ехали по дороге, петляющей между фруктовых садов. Ветер нес запах зеленых листьев и гниющих гранатов, опавших зимой.
Увидев впереди дом без крыши, Йосеф почувствовал боль в сердце. Тита там не было.
Матья ехал на лошади прямо позади него.
— Где же он? — прошептал Матья.
Пропитанные потом черные волосы облепили его щеки.
— Не знаю, но молюсь, чтобы он был жив. Где твои братья?
— Следят за дорогой.
— Оставайся здесь. Я поеду туда один, — сказал Йосеф.
— Почему? Тебе может понадобиться моя помощь.
— Если это ловушка, то кто-то должен успеть уехать и предупредить твоих братьев, иначе их тоже поймают и казнят.
— Ты прав, — ответил Матья, задумчиво поглядев на него и кивнув. — Подожду здесь.
Йосеф остановил лошадь, не доехав до дома пару десятков шагов, и спешился.
— Тит? — позвал он, и еще громче: — Тит? Ты здесь?
Ответом ему был лишь шум ветра в проломах обвалившейся крыши.
Дрожа от нетерпения, Йосеф привязал Адольфуса к ветке разросшегося кустарника и пошел в сторону дома. Судя по запаху, его недавно использовали в качестве хлева. Оттуда исходил сильный запах навоза и прелого сена.
Он напряженно вглядывался в окна. Нервы были на пределе, он не мог унять дрожь в руках.
