Оборвав ее мысли, кеб остановился напротив конторы Оливера Рэтбоуна. Пришлось вылезти и расплатиться с возницей. До назначенного времени оставалось пять минут. Эстер поднялась по ступеням и представилась клерку.
Вскоре внутренняя дверь приемной отворилась и вошел Рэтбоун. Со времени их последней встречи он совсем не изменился. Адвокат был чуть выше среднего роста, его белокурые волосы были тронуты сединой на висках, а темные глаза, как всегда, были готовы остро подметить смешные и нелепые стороны происходящего и так же внезапно наполниться участием и теплотой.
– Рад видеть вас снова, мисс Лэттерли, – проговорил он с улыбкой. – Будьте любезны пройти в кабинет, где мы могли бы поговорить о том деле, которое вас сюда привело.
Он отступил, пропуская посетительницу, вошел следом за ней и прикрыл дверь. Эстер опустилась в одно из предложенных ей больших удобных кресел. В кабинете тоже почти ничего не изменилось: это была просторная, без гнетущей атмосферы, создаваемой чрезмерным количеством книг, купающаяся в свете, беспрепятственно проникавшем сквозь большие окна, комната.
– Благодарю, – сказала женщина, оправляя юбки.
Рэтбоун сел за стол и взглянул на гостью с интересом.
– Очередная чудовищная несправедливость? – спросил он, и глаза его просветлели.
Внезапно Эстер почувствовала необходимость защищаться; подчас ее пугала манера Оливера вести разговор. Впрочем, такова уж его профессия: ставить вопросы так, чтобы, отвечая, люди невольно выдавали себя.
– Было бы глупо судить об этом заранее, мистер Рэтбоун, – ответила она с очаровательной улыбкой. – Если бы вы были больны и, обратившись ко мне за помощью, стали объяснять, как мне надлежит за вами ухаживать, я бы рассердилась.
Такой ответ весьма позабавил адвоката.
– Я это учту, мисс Лэттерли, – усмехнулся он. – Но вряд ли я когда-нибудь стану оспаривать ваши суждения в области ухода за больными. Когда мне нездоровится, я жалкое создание, уверяю вас.
– Люди становятся жалкими созданиями и когда их обвиняют в преступлении, а рядом нет никого, кто бы сумел им помочь.
– Насколько я понимаю, вы намекаете, что в данном случае помочь могу лишь я, – сказал юрист. – Что ж, я польщен!
– Не исключено, что сможете, если, конечно, соизволите ознакомиться с делом, – съязвила Эстер.
Ее собеседник широко улыбнулся. Зубы у него были великолепные.
– Браво, мисс Лэттерли! – воскликнул он. – Вижу, что иного выхода у меня нет. Будьте добры, расскажите, что это за дело.
– Вы читали о недавней смерти генерала Таддеуша Карлайона? – спросила женщина, чтобы не тратить время на изложение информации, которая и так была ему известна.
– Видел некролог. Кажется, несчастный случай, не так ли? Упал, будучи у кого-то в гостях… Выходит, это не несчастный случай?
– Нет. Судя по всему, причиной смерти было не падение.
– В некрологе не сообщались подробности.
В памяти Эстер возникло лицо Дамарис и эхом прозвучала отпущенная ею мрачная шутка.
– Нет… Подробности слишком уж нелепы, – вздохнула она. – Он опрокинулся через перила прямо на пустые рыцарские доспехи.
– И свернул себе шею?
– Нет. Пожалуйста, не перебивайте меня, мистер Рэтбоун, – все равно вы не угадаете. – Эстер сделала вид, что не замечает его удивления. – Все вышло очень странно. Он напоролся на алебарду, вставленную в перчатку рыцарских доспехов. Вот только полиция считает, что это невозможно. Следовательно, удар алебардой был нанесен, когда Карлайон уже лежал на полу без сознания.
– Понимаю, – с напускной скорбью сказал Оливер. – Итак, это было убийство. Я прав в своих умозаключениях?
– Да. Полиция вела расследование несколько дней, вернее, почти две недели. Генерал скончался вечером двадцатого апреля. А теперь его вдова Александра Карлайон созналась в преступлении.
– Чего и следовало ожидать, мисс Лэттерли. К сожалению, в описанных вами событиях нет ничего невероятного или нелепого. В той же степени нелепо все, что связано с человеческими отношениями. – Рэтбоун так и не задал вопрос о цели ее визита, но ни на секунду не ослаблял своего внимания.
– Возможно, она виновата, – ровным голосом продолжала Эстер. – Но дело в том, что сестра покойного Эдит Собелл уверена в обратном. Она убеждена, что Александра взяла на себя вину, чтобы уберечь свою дочь Сабеллу Поул, особу легко возбудимую и вдобавок ненавидевшую отца.
