Я, конечно, не надеялся на то, что мое возвращение вызовет у домашних бурную радость, и действительно, Сара Луиза с девочками встретили меня так, будто к ним явился родственник, позорящий всю семью: мот и развратник или, может, вконец отбившийся от рук юнец, очередной раз выгнанный из колледжа. Девочки, поздоровавшись, тут же отправились куда-то по своим делам, а Сара Луиза ради приличия сказала несколько фраз, суть которых сводилась к тому, что она все это время умирала от скуки и что у нее кончаются деньги. Чтобы предотвратить какие-либо проявления страсти с моей стороны, она с нарочитой тщательностью выпила на ночь три таблетки аспирина, сообщив при этом, что у нее безумно болит голова. Наутро, на тот случай, если страсть во мне еще тлела, она встала пораньше и, когда я проснулся, уже слонялась по нижним комнатам. То, что я был в халате, а не в костюме, ее удивило.
— Разве ты не идешь в банк? — спросила она.
— Может, пойду попозже, а утром посижу дома.
— Боюсь, тебе придется сидеть в одиночестве. У меня собрание, а девочки еще спят.
— Я бы хотел с тобой поговорить, пока ты не ушла.
Сара Луиза посмотрела на меня так, словно я предложил ей пожонглировать тарелками или попробовать проглотить шпагу. Она села напротив меня за стол, держа в руке чашку с кофе; все ее лицо выражало изумление.
— Постараюсь тебя не задержать, — сказал я. — Просто я хотел тебе сообщить, что, по-моему, пора с этим делом кончать.
— Кончать?
— Кончать.
— С каким делом?
— С этим самым — с нашим браком.
— Пора кончать с нашим браком — я не ослышалась?
— Боюсь, что нет.
— Боже, я готова рвать на себе волосы.
— Из-за чего?
Сара Луиза взяла сигарету, закурила — на моих глазах она после университета не курила ни разу — и отпила из чашки.
— Я готова рвать на себе волосы из-за того, что ты мне это сказал, а не я тебе. Ты даже представить себе не можешь, сколько раз мне хотелось это сделать.
— Думаю, довольно часто.
— Каждый божий день. Когда тебя нет, я не могу понять, зачем мне нужен муж, которого никогда не бывает дома. Когда ты дома, я не могу понять, зачем мне нужен муж, который не вылезает из своей скорлупы. У тебя есть только два занятия: читать и бегать. Даже с собакой было бы интереснее жить, чем с тобой. С нами ты разговариваешь только в одном случае: когда хочешь сказать, что мы слишком много тратим. Знаешь, почему я тебя терпела все это время?
— Должно быть, по доброте душевной?
— Потому что, дура, женила тебя на себе. Я считала, что раз увела тебя от той немки, то теперь обязана, несмотря ни на что, жить с тобой. Так, значит, говоришь, пора кончать? Забавно, в чем же тут дело? Неужели ты нашел себе другую? Неужели она немка, все эти три недели ты был с ней, а мне вешал лапшу на уши насчет всяких деловых встреч? Нет-нет, это невозможно.
— А может быть, ты нашла себе другого? И, может быть, я его знаю?
— Ах, какие мы, оказывается, любопытные! Ты еще найми детектива следить за мной.
— Полагаю, нам нет смысла лезть в дела друг друга.
— Я и не знала, что интересоваться подругами мужа значит лезть в его дела.
— Сара Луиза, я хочу развестись.
— Пожалуйста, дорогой мой, и чем скорее, тем лучше. Но давай договоримся: это не ты разводишься со мной, а мы разводимся друг с другом. Кстати, для твоего сведения: если бы мне не было тебя жалко все эти годы, тебя бы уже давным-давно отсюда вышибли под зад.
Когда мы вечером сообщили обо всем девочкам, они не сразу поняли, что случилось, а потом Элизабет радостно закричала:
— Я выиграла! Я выиграла!
— Что ты выиграла? — спросил я.
— Эсель поспорила, что вы разведетесь в прошлом году, я — что в этом, а Мэри Кэтрин — что в будущем. Так что выиграла я.
— Так что же, нам теперь уменьшается содержание? — спросила Эсель.
— Мы еще не говорили с нашими адвокатами, — ответила Сара Луиза, — но я уверена, что ваш отец никогда на это не пойдет. — И она посмотрела на меня с ангельской улыбкой.
— А как насчет всякой там платы за обучение? — спросила Мэри Кэтрин. — Они вот ходят в колледж — значит, ты будешь за них платить, а я не хожу. Ты будешь мне давать столько же?
