— Но разве охрана не должна будет поехать вместе с нами?
— На Западе — да, но Макс считает, что в Восточной Европе она не нужна. Чудно, правда? Капиталист до мозга костей чувствует себя в большей безопасности среди коммунистов, чем в родной стране.
— А ему не покажется странным, что ты едешь одна?
— А я и не поеду одна. Мы с Симоной задумали совершить путешествие по Дунаю. — Эрика помолчала, глядя на мерцавшие в небе звезды, и добавила: — Мы отправляемся на будущей неделе.
— На будущей неделе?
— Да, сначала летим из Вены в Констанцу, там садимся на румынский пароход и плывем по Дунаю обратно до Вены. Все это занимает одну неделю.
— А телохранитель?
— Телохранитель останется в Вене.
— Но у меня нет билета.
— Манни может достать.
На ум мне пришло с десяток причин, по которым я должен был отказаться от этой поездки: срочные дела на работе, конференции, семья, наконец: хотя мое присутствие всегда раздражало Сару Луизу и дочерей, им, странным образом, также не нравилось, когда меня подолгу не бывало дома, и можно было не сомневаться, что, если я задержусь еще на пару недель, меня ожидает грандиозный скандал.
— А Симона? — спросил я. — Как она к этому отнесется?
— Симона — моя хорошая подруга. Она доверяет мне, а я — ей.
— Тогда я готов.
— Я рада. Ты не обидишься, если я скажу, что нам не надо встречаться до отъезда?
— Мне уехать?
— Да, в Штарнберге тебе лучше не оставаться. Пойми, я уверена, что вы с Максом очень бы понравились друг другу, но я бы чувствовала себя неловко; и потом, если бы мы уехали одновременно, у Макса могли бы возникнуть подозрения.
— Значит, мы встретимся в Вене?
— Да, в субботу, в аэропорту. Время отлета и номер рейса я тебе сообщу.
На следующее утро, распрощавшись с Манни и с Симоной, я переехал в Мюнхен. Звоня из гостиницы домой, я приготовился услышать поток ругани, но вместо этого столкнулся с иронией. Когда я сказал Саре Луизе, что, мол, возникли разные непредвиденные дела, она весело спросила:
— И как же ее зовут?
— Брунгильда, — ответил я в том же тоне. — Ей шестьдесят восемь лет, и она закована в доспехи.
— А ты посмотри вокруг: наверняка можно подыскать себе кого-нибудь поинтереснее.
— И рад бы, да времени нет.
— Ну, время-то ты найдешь.
— Мне тут нужно встретиться с невообразимым числом людей, а потом еще съездить по делам во Франкфурт к Прейшу и в Гамбург к Беренду.
— Все понятно. Видимо, ты будешь так занят, что не останется времени ни на сон, ни на еду. Пожалуйста, веди себя осторожно. Меньше всего хотелось бы выплачивать алименты.
— Надеюсь, ты шутишь?
— И смотри, не подхвати какую-нибудь гадость. В Германии ведь есть презервативы?
— Еще бы, я их покупаю оптом. Через день пополняю запас.
— Да уж, будь добр, не забывай.
— Послушай, неужели мы должны заканчивать разговор на такой мрачной ноте?
— Можешь заканчивать на той ноте, на какой тебе угодно. Только не считай меня наивной.
— Мне это и в голову не приходило.
— У девочек все в порядке — если, конечно, это тебя интересует.
— Передавай им привет. Увидимся через пару недель; я еще буду звонить.
— Нет-нет, пожалуйста, не надо. Дело — прежде всего. Не хочу, чтобы ради какого-то там звонка домой ты прерывал свои встречи.
Кончив говорить, я вышел пройтись по Променадеплатц. Я весь кипел от негодования, словно все, сказанное мною по телефону, было правдой. Уж и не припомнишь, когда в последний раз мы с Сарой Луизой разговаривали нормально, без желчных слов. Сам не зная почему, я зашел в пункт проката автомобилей. Я будто смотрел на себя со стороны: как заказываю «БМВ», как намечаю на карте маршрут до Франкфурта, сажусь за руль, веду машину меж живописных баварских предместий, пересекаю Баден-Вюртемберг и, наконец, въезжаю в Гессен. Только тут до меня постепенно начало доходить, что впервые за много лет я вдруг оказался в положении вольного человека: никуда специально не надо ехать, ни с кем специально не надо встречаться. Просто так, от нечего делать, я заехал к знакомому в Бад-Хомбург, а потом, насладившись чудесной дорогой вдоль Рейна, — к другому приятелю в Дюссельдорфе. Оттуда через два дня я отправился в Гамбург навестить Клауса Беренда — того самого, о котором я экспромтом сказал Саре Луизе по телефону и которого я действительно непрочь был повидать. Клаус, преуспевающий адвокат, принял меня с распростертыми объятиями. Вместе с ним и его прелестной женой Лоттой мы съездили к Балтийскому морю покататься на яхте, на другой день, уже по Северному морю, сплавали на остров Гельголанд, а в последний вечер заглянули в ресторанчик на берегу Эльбы, где ели омаров и любовались пароходами на реке. Мимо в закатных лучах солнца плыл польский грузовой баркас, беседа становилась все оживленнее, и я вновь испытал то чувство, которое, с тех пор как я уехал из дома, беспрестанно росло, — чувство счастья. Первая его волна окатила меня в Штарнберге, и тогда я в первый раз осознал, как долго был его лишен. С каждым новым радостным днем свободы последние прожитые десять лет казались мне все беспросветнее. И как только хватило сил все это выдержать?
