Матвей хотел было злобно огрызнуться, сказать что-нибудь вроде: «А тебе, придурок, какое дело?» Но, натолкнувшись на Мишкин взгляд, в котором не было ни ехидства, ни злорадства, а только сочувствие, передумал и произнес:
– Да уж… – и поплелся к выходу.
Мишка двинулся следом. Они вышли вместе на улицу. Под ногами захлюпала грязная жижа. От прежнего белого великолепия не осталось и следа. «Все. Кончился праздник…» – мелькнула у Матвея мысль. Идущий рядом с ним Фрид вдруг рассмеялся.
– Ты чего? – Матвей искоса взглянул на Мишку. – Спятил?
Но тот, продолжая глупо хихикать, спросил:
– Ермилов, сказать тебе прикол?
– Какой еще, на фиг, прикол?
– Ты помнишь, я тебе спьяну рассказал, как с Машкой поссорился? Ну, что застукала она меня с другой?
– Ну, помню… – Матвей пожал плечами. – Так в чем прикол-то?
– О! – Фрид поднял вверх указательный палец. – А ты знаешь, кто была та девчонка, из-за которой я с Машей расстался? Ты, между прочим, тоже с ней знаком…
До Матвея начало доходить.
– Черт! – сказал он. – Неужели Танька Макеева?
Фрид кивнул:
– Она, родимая! Так что мы с тобой теперь, можно сказать, товарищи по несчастью…
Фрид полез в карман за сигаретой.
Но Матвей уже его не слышал. Он думал: «Так вот в чем дело! Та же самая Танька Макеева, из-за которой Маша поссорилась с Фридом! Теперь Маша меня точно никогда не простит!» Он сказал:
– Ну, Мишка, зато теперь у тебя есть шанс. Пользуйся случаем!
Фрид ответил:
– Да нет, Ермилов. Для меня вся эта история – пройденный этап. И потом… Я тут с девчонкой классной познакомился на днях. Между прочим, в Литинституте учится, на первом курсе. Стихи она пишет, понимаешь? Вроде начинается у нас что-то стоящее. Короче, хорошо мне с ней.
– Да? Поздравляю! – сказал Матвей.
Он действительно был искренне рад за Мишку.
– А вот ты, Ермилов, особо не парься из-за этого случая. – Мишка ободряюще подмигнул Матвею. – У тебя тоже все хорошо будет. Я эти вещи чувствую!
Но его слова мало помогли.
– Да ничего у меня не будет… – с безнадежностью в голосе ответил Матвей. – Хотя за поддержку спасибо.
– Не за что, – усмехнулся Мишка. – Ладно, пока! А то мне на встречу с моей поэтессой пора.
– Пока, – ответил Матвей.
И они обменялись крепким рукопожатием.
Светлое будущее, которое предрекал Ермилову Фрид, все не наступало. Прошло уже полторы недели после разрыва Матвея с Машей, а Матвею становилось все хуже и хуже. И даже зимняя погода его не радовала. Город уже начал готовиться к новогодним праздникам. У магазинов появились первые елки. Но Матвея не волновала эта предпраздничная суета. Он ужасно скучал по Маше. А то, что он мог видеть ее в школе каждый день, такую близкую и в то же время совершенно недоступную, делало его мучения невыносимыми. Его стали тяготить обязанности главного редактора газеты. Он чувствовал, что стал относиться к ним формально, безразлично как-то. И он уже почти решил для себя, что скажет ребятам и Малышеву о своей отставке. «Пусть Авилкина все это тащит! – думал Матвей. – Энергии у нее хоть отбавляй!» Идея эта понравилась Матвею. Он даже попробовал поговорить с Сашей на эту тему, намекнув ей, что он не всегда будет возглавлять газету. Но та неожиданно уперлась:
– Матвей, да ты чего? Да не хочу я обузу эту на себя взваливать! И потом, ты отличный редактор! Куда мне до тебя?
А после разговора с восьмиклассником Беспаловым Матвей решил все-таки смириться и продолжать заниматься выпуском «Большой перемены».
Тогда Безухыч поймал Матвея после уроков и сказал, пряча глаза:
– Матвей, слушай… У тебя есть время, а? Понимаешь, поговорить надо!
У Матвея не было никакого настроения болтать с Безухычем: сегодня на уроке истории, когда он снова думал о Маше, ему пришла в голову идея: а почему бы ему, Матвею, не написать ей письмо? Если так она разговаривать с ним не хочет… Эта мысль Матвею понравилась. И он даже начал придумывать начало послания: «Маша! Извини меня, я – идиот…» Почувствовав, видимо, настроение Матвея, Безухыч добавил:
– Это очень важно! – и просительно взглянул Матвею в глаза.
– Ладно… – неохотно произнес Матвей. – Мы прямо здесь говорить будем?
