Православное учение о спасении - страница 43

. То чего не объяснить при правовом порядке, с христианской точки зрения не требует никаких объяснений: Павел горел любовью, а любовь и состоит в самопожертвовании. „Любовь Христова, говорит св. И. Златоуст, так одушевляла (Павла), что, если бы ему предложено было потерпеть для Христа и вечные наказания, он не отказался бы и от этого. Ведь, он служил Христу не так, как мы, наемники, по страху геенны и по желанно Царствия; нет, объятый какою-то другою, несравненно лучшею и блаженнейшею любовно, он и терпел, и делал все не для чего иного, как для того, чтобы только удовлетворить этой любви, которую он питал ко Христу» [230]. „Христос, говорит Святитель в другом месте, составляла для апостолов все; ни неба, ни царства небесного не предпочитали они Возлюбленному. Но спросишь: как можно возлюбить так? Если представим себе, сколько раз оскорбляли мы Бога после бесчисленных благ, от Него полученных, и Он не переставал умолять нас, – сколько раз удалялись мы от Него; и Он не покидает нас, но Сам прибегает к нам и зовет, и влечет нас к Себе, – если размыслим о всем этом и тому подобном, то можем возжечь и в себе такую любовь» [231]. В этой то себя позабывающей любви и состоит верх христианского совершенства потому что только проникшись такой любовью, человек станет подобным Богу, приобретет то познание Бога, которое составляет содержание вечной жизни. „Весьма важно, говорит св. Григорий Богослов, держаться сказанного: кто возлюбил, тот будет возлюблен; а кто возлюблен, в том обитает Бог. А в ком Бог, тому невозможно не сподобиться света; первое же преимущество света познавать самый свет. Так любовь доставляет ведение» [232].

Итак, то „конечное (т. е. высшее) благо, которым мы могли бы быть истинно блаженными» есть „святое общение с Богом». Из желания быть в этом общении. христианами и предпринимаются все их подвиги и труды, и только то дело считается „истинною жертвою, которое совершается из этого желания» [233]. Но при этом не мыслится ничего чуждого нравственности, ничего корыстного. Блаженство жизни и состоит в святости, безграничной и никогда не применяемой. Замечательно ясно выражаете эту мысль св. Василий Великий в следующих словах: „Итак есть истинное благо, которое в собственном и первоначальном смысл должно назвать блаженным; и это есть Бог. Почему и Павел, намереваясь упомянуть о Христе, говорит: по явлению блаженного Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Ибо подлинно блаженно сие неточное добро (нравственное, как увидим далее), к Которому все обращено, Которого все желает, сие неизменяемое естество, сие владычественное Достоинство. сия безмятежная жизнь, сие беспечальное состояние, в Котором нет перемен, Которого не касаются превратности, сей приснотекущий Источник, сия неоскудевающая благодать (любовь), сие неистощимое Сокровище. Но невежественные люди и миролюбцы, не зная природы самого добра, часто называют блаженным то, что не имеет никакой цены: богатство, здравие, блистательную жизнь, – что все по природе своей не есть добро: потому что не только удобно изменяется в противоположное, но и (заметим) обладателей своих не может сделать добрыми. Ибо кого сделало справедливым богатство, или целомудренным здоровье? Напротив того, каждый из сих даров злоупотребляющему им часто способствует ко греху (вот почему узнается зло). Посему блажен, кто приобрел достойное большей цены, кто стал причастником благ неотъемлемых. Но почему узнаем его? Это тот, иже не иде на совет нечестивых[234]. Итак; благо Богообщения состоит в святости, а не в услаждении, как таком. Поэтому, первое, неизбежное условие достигнуть этого блага есть самоотречение во имя безусловной ценности добра. Познание Бога, говорит св. Кирилл Александрийский, может быть делом только того, который достиг уже такой степени силы, что никакого не придает значения плотскому и мирскому (чужд самоуслаждения), но способен как бы яростно и неукротимо стремиться духом к тому, что угодно Богу [235].

А так как первообраз святости воплощается в Боге и есть любовь, то самоотречение во имя добра, наконец, разрешается в бескорыстный вострог пред Богом, заставляющий человека жить только для Бога и видеть только Бога, позабывая обо всем.