Приход постмодерна подчас изображается в православной литературе как нечто подобное урагану или цунами: на нас надвигается чудовищная разрушительная сила, от которой никому не укрыться и не убежать. Но давайте спросим себя: что уж такого принципиально нового приносит с собой этот период? И что в нем неотвратимо опасного? Между прочим, волна постмодерна смыла главную псевдорелигию недавнего прошлого – культ науки, технологии, человеческого разума. Точно так же, наверное, в Древнем Риме люди в свое время устали от культа оружия, интеллекта, техники и предпочли мощной языческой цивилизации совсем поначалу слабую и по-человечески безнадежную – христианскую.
Произойдет ли нечто подобное теперь? Это зависит от нас. Нам нужны апостольская ревность и мученическое самопожертвование, нужна свежесть чувств первых христиан. Двухтысячелетняя усталость Церкви должна уступить место новой юности. «Обнови нас, молящих Ти ся» – эти слова нам нужно возносить ко Господу с воплем и слезами. И затем надо суметь увидеть и принять Божию помощь, когда она придет, исполнить Божию волю, когда она нам откроется. Надо услышать Его призыв. И явить посреди постмодерного безразличия – красоту и силу истины, посреди усталости – энергию, посреди мелких и глупых божков века сего – Истинного Бога.
* * *
Пасха особенно напоминает нам о вселенскости Церкви, о том, что Тело Христово объемлет людей разных национальностей, культур и эпох. Тех, кто живет в этом мире, и тех, кто уже покинул его. В пасхальную ночь во многих храмах Евангелие читается на разных языках. А проповедь – Слово огласительное – говорит сам святой Иоанн Златоуст, обращаясь к нам из глубины веков через читающего это слово священника! Когда я готовился к пасхальному эфиру на «Русской службе новостей», набрал много разной музыки – русских, греческих, грузинских, сербских, латинских песнопений, исполнений пасхального тропаря на многих языках, классических и современных произведений, вплоть до бардовских песен и рок-композиций. Звучало это все очень гармонично, ведь говорило об одном – о Воскресении Христовом.
Вот этого пасхального духа, который побуждает нас «радостию» обнять ближних и дальних, нам иногда очень не хватает в отношениях между православными людьми разных национальностей. Те, кто подчас обвиняют Русскую Церковь в национализме и филетизме, оказываются не готовы уступить церковное руководство людям другого этнического происхождения. По-моему, естественно, что там, где паства принадлежит по преимуществу к одному этносу, к нему же должны относиться и пастыри, и епископы. У нас так и есть: в Казахстане, где православные – в основном русские, и митрополит русский. А вот на Украине архиереи – украинцы, в Молдавии – молдаване, и так далее. И если у корейцев или арабов архиереями вдруг должны быть греки, то это мина, подложенная под единство Церкви. Тем многонациональным Церквам, которые хотят сохранить себя и не расколоться, нужно избирать пастырей из тех народов, среди которых эти пастыри будут служить. То же касается и архиереев. Даже в тех случаях (и особенно в них), когда народы разделены конфликтами, признанными и непризнанными границами, трудной общей историей.
* * *
Когда я стою в нашем храме справа от престола, передо мной оказывается икона святителя Николая. Долго думал: как, глядя на нее, молиться евхаристическими молитвами, обращенными к Спасителю? И вдруг почувствовал: это же так естественно! Вот святитель, который всю жизнь был обращен ко Христу, созидал Церковь. Сейчас он молится за нас перед Престолом Божиим. И мы молимся вместе с ним, и мы с ним – одна Церковь! Обращаться к нему за ходатайством и обращаться с ним к Спасителю – великая милость, которую дает нам дивный во святых Своих Бог.
* * *
Дискуссия о литургической и пастырской практике в нашей Церкви неизбежно будет продолжаться. Хотя бы потому, что в России, на Украине, в Белоруссии, в русской православной диаспоре с каждым годом появляются тысячи и тысячи активных людей – мирян, клириков, архиереев, которые настроены такую дискуссию развивать и мнение которых в силу их знаний, опыта и энергии никто не сможет проигнорировать. Но если в начале девяностых, в условиях реальной опасности церковных расколов и переворотов, такая дискуссия носила чрезмерно эмоциональный характер, то сейчас есть все возможности сделать ее компетентной, спокойной, а главное – наполненной духом соборности и взаимной любви, а не поисками «врагов Православия» справа или слева.
