— Выбирай, о чём услышать прежде, — милостиво дозволяет Тилирит, откидываясь на спинку кухонного стула.
Трачу несколько вдохов на размышления, потому что уже успел понять: полнее и правдивее всего отвечают на самый первый вопрос, всё же прочие получают лишь малую толику от света знаний.
Что же я хочу узнать в первую очередь? Нет, не так. Что я должен узнать? Непозволительно долго тяну с принятием решения, но тётушка терпеливо ждёт, словно понимает, перед каким трудным выбором я поставил сам себя.
— Расскажи, из чего она сплетена.
— Ты полагаешь это важным? — Взгляд Тилирит холодеет. Так происходит всякий раз, когда она чем-то заинтересована или удивлена. Хотя на моей памяти не было ни одного случая, который заставил бы тётушку удивиться, — тут я полагаюсь только и исключительно на обрывочные сведения, полученные мной от её собственного сына в очень личной беседе. Кажется, Ксо был в очередной раз уязвлён или расстроен превосходством матушки в построении логических цепочек, а смятенное состояние духа как никакое другое располагает к откровениям.
— Да. Для меня это важно.
— Только не думай, что знание поможет тебе отыскать лазейку в законах мироздания.
— Я и не думаю… Я…
— Надеешься? — Тётушка снова на редкость точно угадывает подоплёку моих действий.
Именно. Надеюсь. Знаю, что невозможно, но хочу испробовать все способы, пройти все тропинки. Пусть мне придётся сделать не один лишний круг, всегда можно верить, что движешься по спирали, не удаляясь от центра, а приближаясь к нему.
— А если и так? Откажешь в ответе?
— Почему же? Не откажу. Иногда ответ способен убить быстрее и надёжнее, чем его поиски.
— Если ответ неверный.
— Если ответ дан.
Скрещиваем взгляды, как клинки, пытаясь увидеть, что прячется в тёмных омутах зрачков. Смотрим долго и совершенно бесполезно: меня тётушка и так знает наизусть, а мне с моим ничтожным жизненным опытом не под силу заставить её отвести взгляд или узреть в нём потаённый смысл.
— Не поступай так, Джерон. Особенно с другими, — смеживая веки, советует Тилирит.
— Почему?
— Создание, слабое духом, не выдержит такой напор, а сильное… Примет за вызов то, что по сути является дружеским предложением. И ты попадёшь в опасную ситуацию.
— Волнуешься за меня?
— Возможно. Было бы жаль потерять тебя сейчас, когда…
— Когда — что?
— Когда ты сидишь на цепи. По собственной воле.
Вздрагиваю, как от удара, а тётушка вновь дарит своё внимание пирожным.
В её словах нет лжи и издёвки не наблюдается: только бесстрастное изложение фактов. Но почему мне больно это слушать? Или — слышать? Ведь я на самом деле стал и узником, и тюремщиком в одном лице. В силу обстоятельств, потому что ни одна сила вне меня не способна сдержать голодную ярость Пустоты, наполняющей моё тело. Только я сам. И это больнее во сто крат, чем быть закованным в цепи и заточённым в глубокое подземелье: изо дня в день, при каждом вдохе и выдохе удерживаться от шага за черту. Оковы можно сбросить, стены — разрушить, но сбежать от самого себя… Не знаю, возможно, кому-то и когда-то удалось совершить подобное чудо, но я творить чудеса не пособен.
— Ты уходишь от ответа.
— Уходить, знаешь ли, тоже искусство. Особенно уходить красиво и в нужное время.
— Разумеется. Но я всё же хочу знать, как…
Тилирит с сожалением отставляет пирожное в сторону.
— Ты заглядывал на Изнанку и даже пытался слепить подобие, зачем же спрашиваешь о том, что можешь узнать сам, всего лишь присмотревшись повнимательнее?
— Я не хочу ПРИСМАТРИВАТЬСЯ к ней.
— О, как всё серьёзно… — Тётушка озабоченно качает головой. — Чем это нелепое создание так тебя покорило?
— Она не нелепое создание!
— А как ещё можно назвать сплав плохо обработанной стали и совершенно дикой души?
Растерянно хмурюсь:
— Плохо обработанной?
Хитрый прищур.
— Ты видел её… в изначальном виде?
— Н-нет.
Зелень глаз искрится смехом:
— Тогда незачем спорить. По давним временам и возможностям кайри[5] выбранная в качестве вместилища души, была неплоха. Очень неплоха. Но сейчас те же гномы стали куда искуснее в работе с металлом. Взять хотя бы твои парные клинки… Они почти идеальны. Если, разумеется, не принимать во внимание «начинку».