Камбуз оказался приземистым бараком с соответствующей надписью над дверью. Фонарь освещал только крыльцо. Пас ткнул в кнопку звонка, и почти сразу изнутри послышался низкий женский голос, помянувший барракуду. Потом донеслось гораздо отчетливей:
— Кого еще принесло, якорь вам в задницу? Со дна морского достанут, чтоб их десять раз в ил закопало!
— Женщина, — повернувшись ко мне, горячо шепнул Пас.
Мне хотелось сказать ему, что он идиот, но я только постучал костяшками пальцев себе по макушке. В этот момент пискнул замок, и дверь с мягким шипением уползла в сторону.
На пороге стояла женщина лет тридцати пяти, крепкая и стройная, словно по два часа в день проводила на спортивной площадке. На ней была синяя майка вместо рубашки и брюки, точно такие же, как у нас. Только большего размера — росту в незнакомке было полных метр девяносто. Ее грудь под майкой казалась отлитой из пластика, как мышцы капитана Максютина на скульптуре, а смоляные волосы были острижены коротко, по-мужски. На ногах у нее были спортивные туфли.
— Чего вас тут носит? — спросила незнакомка хорошо поставленным голосом, оглядывая нас с головы до ног.
Я ощутил себя рядом с ней ребенком возле пирамиды Хеопса. Меня подавлял не только и не столько ее рост, сколько бьющая через край жизненная энергия. Я заметил, что Пас ощупывает взглядом ее фигуру.
— Мы здесь проездом, — произнес он.
— И что? — незнакомка удивленно подняла брови.
— Есть хочется, — нехотя признался Пас.
В глазах женщины мелькнул озорной огонек. Она задержала взгляд на наших заправленных рубашках и шагнула в сторону, жестом пропуская в коридор. Там было сумрачно, почти темно — из четырех зарешеченных светильников горел только один, выхватывая из полутьмы стены, покрытые коричневым композитом, и бетонный пол со следами мясных потеков. Где-то еле слышно бубнило радио, рассказывая о новом транспортном коридоре между Индией и Австралией. В стене зияли боковые проемы без дверей, они уводили в совершенно темные помещения.
— Меня зовут Рипли, — сообщила работница камбуза. — В смысле Рита, но здесь все зовут меня Рипли. За рост. Я уже привыкла, так что можете не стесняться.
Прозвище показалось мне знакомым, но где именно я его слышал — вспомнить не мог. Решил спросить у Паса, когда представится такая возможность. По штатному расписанию наша новая знакомая скорее всего была коком, но применить это слово к женщине казалось диким. Я решил называть ее про себя кухаркой.
— С Огурцом приехали? — спросила она.
— Да, — кивнул я, сообразив, что Огурцом она называет Жаба.
— Прямо из учебки?
— Да.
— Голод, как я понимаю, хронический? — В ее глазах не угасал озорной огонек. — Ладно. Только услуга за услугу. Я вам соображу пожрать, а вы мне порубите говяжьи хвосты на суп и почистите лагун лука.
Я сглотнул. Получилось шумно, так что даже Пас на меня покосился.
— Мы не против, — сказал я.
— Только чур я чищу лук, — перебил Пас.
Это у нас в учебке был такой неписаный закон — кто успел сказать первым, тот и выиграл желаемое. Я безразлично пожал плечами и уточнил:
— Как их рубить?
— Первый раз, что ли? — усмехнулась Рипли.
— Ну…
Рядом с ней я ощущал себя несколько ущербным, словно неумение рубить говяжьи хвосты являлось для мужчины чем-то зазорным.
— В этом нет ничего сложного, — заверила хозяйка камбуза. — Пойдем, — она поднялась с кушетки и направилась в коридор.
Пас остался сидеть на стуле, терпеливо ожидая дальнейших распоряжений.
Рипли добралась до одной из боковых комнат и шагнула в темный проем, шлепнув ладонью по выключателю. Внутри вспыхнул свет. Переступив порог, я увидел деревянный пень, из которого торчал мясницкий топор, а с потолка свисали распиленные трупы коров и свиней. Запах в помещении стоял тяжелый, на бетонном полу виднелись потеки крови.
Я подумал, что люди не становятся вегетарианцами из-за того, что редко видят, как разделывают туши животных.
