Рипли первой сообразила, что нужно делать — она выдернула у Паса загубник и сунула ему свой, задержав дыхание. Долговязый понял важность каждой минуты и начал обезвреживать ближайший капкан, освобождая себе небольшой рабочий участок. Его методика подтверждала верность изречения о простоте гениального — он достал из сумки телескопический тефлоновый щуп, ткнул им в чувствительные усы капкана, а когда тот захлопнулся, надел ему на челюсти специальную скобку, чтобы тварь не раскрыла их, когда поймет, что добыча ускользнула. Затем отставник осторожно потянул скользкий щуп из хитиновых челюстей, и в тот же миг изображение на мониторе пропало.
— Что за черт? — Жаб хлопнул по планшету, словно тот мог вновь заработать от оплеухи.
Молчунья испуганно округлила глаза и показала на пальцах всего один жест — «взрыв». Странно, что она, глухая, различила то, чего не смогли услышать мы с Жабом. Возможно, ее чувствительность к вибрации корпуса катера оказалась больше нашей. Через секунду мы увидели поднявшуюся к поверхности гирлянду пузырей, но это только прибавило всеобщей растерянности — никто из нас не знал, что там могло взорваться и какой урон теперь ожидать от этого взрыва.
— Граммов десять в нитрожировом эквиваленте, — на глазок определил Жаб силу взрыва.
Для мины это была ничтожная мощность. Оставалось одно — капкан. Но о существовании взрывающихся капканов лично мне слышать не приходилось. Мы втроем бросились к борту и увидели человеческий силуэт, поднимающийся со дна. Судя по комплекции, это был Долговязый, и, судя по движениям рук, — живой.
Когда он вынырнул и поднял голову, из его разбитой маски хлынула вода вперемешку с кровью.
— Ничего не вижу! — выплюнув загубник, прохрипел отставник.
— Сюда! — выкрикнул я, протягивая ему руку.
Мне страшно было подумать, что стало с Рипли и Пасом. Но и не думать об этом я не мог — меня всего колотило от ужаса.
— Что там случилось? — спросил Жаб, когда мы с Молчуньей втянули Долговязого на борт.
— Капкан взорвался, когда я вытягивал из него щуп. В каталоге нет ничего подобного!
— Что с Чистюлей и Рипли?
— Откуда я знаю? Глушануло меня, да еще ничего не вижу, только пятна цветные.
— Глаза целы, — Жаб снял с него маску и осмотрел лицо. — Это компрессионный удар, порезы только на лбу. Успокойся.
— Да за себя я спокоен! — отмахнулся Долговязый. — Первый раз, что ли? Как там баба твоя и акустик? Не могу же я нырять к ним вслепую!
— Копуха, надевай его аппарат! — приказал мне взводный.
Трясущимися руками я помог Долговязому освободиться от скафандра и сам влез в поношенный эластид. Шлем надевать не стал — какой в нем прок без маски? Жаб сменил мне картридж и толкнул через борт. Вода приняла меня, я изо всех сил заработал ногами, стараясь как можно быстрее достичь дна. Без маски видно было неважно, но и такого обзора было достаточно, чтобы понять — Рипли и Пас живы. Все-таки к Долговязому взорвавшийся капкан был гораздо ближе, чем к ним.
«Норма, — показала Рипли. — Что с Долговязым?»
«Глаза прибило компрессией. Жаб уверен, что травма пустяковая, но сейчас Долговязый работать не может».
«Никогда не встречала таких капканов, — начальница сунула загубник Пасу. — Они взрываются при любой попытке высвободиться. У Жаба есть план?»
«Сейчас узнаю».
«Живее. Нам трудно так дышать».
«У Долговязого маска разбилась. Дайте одну из ваших».
Рипли протянула свою, и я поспешно всплыл на поверхность.
— Что там? — с ходу спросил Жаб.
— Оба живы, — успокоил я его. — Капкан взорвался далеко от них. Рипли спрашивает, каков план по их спасению. Им трудно дышать через один аппарат.
— План, — прошипел Жаб. — Грохнуть бы вас с Чистюлей за подобные шуточки. План…
Долговязый терпеливо ждал, пока Молчунья перевяжет ему голову.
— Есть одна мысль, — перебил он взводного. — Разжимать челюсти, как оказалось, нельзя, да и попытка подрезать корень тоже скорее всего приведет к взрыву. Остается одно — впрыснуть в жабры капкана парализатор. За ненадобностью никто никогда не проворачивал такой фокус с капканами, поскольку они никогда не взрывались.
— А если у него выносные химические сенсоры, как у мин и торпед? — нахмурился Жаб. — Взорвется к дьяволу, если учует инородную химию. Зачем мне однорукий акустик?
