А это случится нескоро.
Какие-то люди закопошились вокруг, словно только вышли из укрытия, удивительные, не от мира сего создания засновали туда-сюда: штатские с чемоданами (этакие туристы), с велосипедами, нагруженными постельным бельем, с тележками, на которые была навалена фарфоровая посуда, табуретки, матрасы. Никто не обращал на Перри ни малейшего внимания, будто дело точно происходило во сне. Из груды обломков торчала рука, девичья рука, Перри отшвырнул в сторону пару камней, мусор помельче съехал вниз, показались белая грудь и плечи. Статуя, мраморная статуя без головы, понял Перри, может, та самая, с которой один из ребят понарошку трахался. Как это ее опять засыпало, интересно знать, сама, что ли, провалилась, очень уж тяжелая? Может, древнегреческая. Как у нее груди здорово торчат, и соски такие острые. У Морин не такие. Не сезон для свитеров.
Он присел на корточки у кучи мусора и задумался о жизни. Почему-то ему казалось, что, когда тебя выселяют, это страшнее бомбежки. В голове не укладывалось, как такое возможно в Америке, чужие люди высаживают дверь, выносят твое добро, велят твоим родным убираться прочь. Сцена времен Гражданской войны со всеми ее ужасами. Впрочем, родной Кларксберг под бомбами представить себе тоже невозможно.
В Кларксберге имелся крошечный музей с индейскими кресалами и памятными вещами первых колонистов, с отдельной комнаткой, посвященной Джексону Каменная Стена, где в стеклянной витрине висела его военная форма и стояло чучело его боевого коня.
Когда их год назад готовили в Англии к высадке, один хрен из британских ВВС рассказал им, как они называют на жаргоне бомбардировку музеев, школ, больниц и прочих беззащитных гражданских объектов.
Волнующая бомбардировка.
Наверное, это и есть британский юмор — произносить с вычурным британским акцентом, а то весь эффект пропадет: "А не устроить ли нам, старина, небольшую волнующую бомбардировку? Будет на что посмотреть, а?" Что ни говори, англичане в день высадки дрались так же храбро, как американцы или канадцы, да еще и потеряли меньше. Отличные вояки, несмотря на весь их выпендреж.
Ватага незнакомых Перри солдат — руки сцеплены, как в танце, каски набекрень — прошествовала мимо. Юнцы распевали "Ветер в голове".
Издали еще не убранные обгоревшие трупы вокруг мертвой лошади в сгущавшемся мраке казались валунами в реке.
Перри не шевелился.
Только пощупал таблички в нагрудном кармане. Waldestraus. А на другой — mit Kanal.
Интересно, люди, не говорящие по-английски, так же думают о жизни? Если вы понимаете, о чем я.
Он медленно поднялся и проскользнул в подвал. (Ждал, чтобы улица опустела и никто не мог его увидеть.)
Пока спускался вниз, мимо мертвецов что-то прошмыгнуло. Крыса, наверное. Тоже есть хотят. Он зажег фонарик Морри и быстро посветил в сторону четырех покойников. Лиловые, точно у негров, лица, искаженные смертной мукой, мелькнули за кучей экспонатов, обращенных в прах. Мертвые срама не имут.
Перри заволновался. А что, если я не найду заснеженных вершин и золотой долины в нише? Но картина была на месте, да и куда бы она делась от своих четырех мертвых хранителей. Он, осклабившись, вынул трофей из углубления. Полотно все больше восхищало его. Мистер Кристиан Фоллердт. Ты да я.
Перри примостил фонарик в нише и еще раз внимательно всмотрелся в картину. Закатные лучи освещали долину, на переднем плане была купа березок, озеро и высокая скала, полотно точно светилось само по себе.
И еще собака. Ее он прежде не приметил.
Крошечный пастух все так же опирался на посох, к нему все так же жалась отара овец. Луч фонарика упал на табличку, и душа Перри наполнилась радостью. Как, бишь, звали художника, Джон, похоже? Джон Кристиан Фоллердт (1708–1769)"Landschaft mit Ruinen". Пейзаж с руиной. Или, может, с руинами. Пока Моррисон стоял над душой, он не мог толком разобрать названия, одному лучше думалось.
Фоллердт должен быть знаменит. Неплохо бы еще знать, как правильно произносить эту фамилию, три согласных подряд. А картина замечательная, как ни крути. Высокая скала вовсе и не скала, а руины, возможно, замка или церкви, и поваленные колонны на переднем плане тоже часть единой композиции.
