Снежным субботним январским утром Бити, Бернард, Кэсси и Фрэнк втиснулись в кабину фургона, одолженного Уильямом, и выехали на ферму. Уильяму по субботам фургон обычно был не нужен, но он попросил Бити вернуть его к полудню – ему будто бы нужно было еще кое-кому развезти товар. Снег швыряло ветром, мело к живым изгородям, но его было не так много, чтобы покрыть дорогу.
Юна нарадоваться не могла, увидев их всех. Том, правда, был занят скотиной, но она угостила их чаем с сэндвичами и попотчевала рассказами о том, как намучилась после рождения двойняшек. Фрэнку нетрудно оказалось ускользнуть от взрослых, которые болтали и смеялись без передышки. Он сказал, что пойдет погулять в поле. Кэсси заставила его надеть шарф и перчатки и наказала не убегать далеко.
Выйдя на улицу, Фрэнк сунул руки в карманы и немедля направился к деревне – там, недалеко, возвышался церковный шпиль. Не прошло и четверти часа, как он уже был у средневековой Церкви. Он уже собирался войти под кладбищенскую арку, когда из церкви выскочила странного вида бабка. Она прижимала к себе мешки, тряпки и веник. Было в ней что-то знакомое. Фрэнк наклонил голову, но, выкатившись из ворот, старуха сразу узнала его.
– Эй, бабушка тебя знает! – весело окликнула его Энни-Тряпичница. – Ты братишка двоюродный близняшек с фермы Тафнолла, так? Чего скажешь, а? Ну и зябко нынче с утра. Ну, на тебе-то сто одежек. Укутали тебя! Может, скажешь чего? Забыл меня, что ли?
– Пчелам рассказать, – вспомнил Фрэнк.
Энни радостно закудахтала:
– Не забыл! Миленький ты мой! – Она бросила мешок, протянула руку и пребольно ущипнула его за щеку. – Помнишь! Молодец! – Она наклонилась за мешком. – А я тут в церкви прибралась, на косточки для супа заработала. На сегодня хватит. Пойду домой – а то холодина.
Разговаривая, скорее, сама с собой, Энни уже удалялась, а Фрэнк остался, держась рукой за покрасневшую щеку. Он дождался, пока она не скроется из виду, прошел под аркой и поднялся на крыльцо. Удостоверившись, что его никто не видит, он поднял огромную железную полосу щеколды на массивной дубовой двери и вошел.
В этой церкви все было непохоже на простенький зал спиритуалистов, использовавшийся сугубо по назначению. Там духов приходилось вызывать, а здесь, казалось, само здание жило и дышало ими. Они парили над скамьями, караулили у сводчатых окон, их дыхание касалось витражей, они без губ пытались напиться из древней каменной крестильни. Людей в церкви не было, но Потустороннее жило здесь напряженной жизнью, и он заколебался, стоит ли делать то, ради чего он сюда пришел.
Его бросило в дрожь. Пахло мастикой. Он вспомнил, что Энни-Тряпичница работала в церкви уборщицей – она только что навела здесь порядок. Фрэнк медленно шел между скамьями и покрытыми лаком резными человеческими фигурами – некоторые искоса поглядывали на него. У ограды алтаря он остановился и оглянулся – ему стало жутко: не смотрит ли кто в спину? Он сделал шаг к алтарю, протянул руку и схватил колокол мира, который показывал ему Том. Колокольчик легко поместился в кармане пальто. Тут он увидел еще золотую дощечку. От луча света, ударившего сквозь витраж, она вспыхнула. В луче плясали пылинки. Для комплекта он захватил и дощечку. Она в карман не вошла – пришлось укрыть ее под пальто. Он повернулся и быстро зашагал между скамьями, вышел за порог, пробежал под аркой и пустился обратно к ферме.
Дойдя до фермы, он перелез через забор и пошел к мостику через ручей. Под спутанные кусты куманики и пожухшую траву с раннего утра нанесло снегу. Он боялся запачкать пальто, если полезет под мостик, поэтому просто лег на заледеневшую траву и просунул голову под доски. Человека за Стеклом ему из этого положения увидеть не удалось, но он услышал, как стучат его зубы.
– Ххххххолодно.
– Это точно, – согласился Фрэнк.
– Пппаршиво одному.
– Понимаю. Зато я принес тебе, что ты просил. Глянь.
Фрэнк извлек колокол мира и протолкнул его прямо к стеклу, чтобы друг оценил подарок.
– О-о-о-о-о-о-о! – благодарно выдохнул Человек за Стеклом.
– Полегче тебе?
– Легче легче легче че че че че че колокол кол кккккк…
