– А как по-другому?
– Ну… как в семье. Как будто это большая семья, где каждый друг дружке на выручку спешит. А тут – лишь бы полапать кого да позубоскалить исподтишка. И дрязги сплошные, хотя по виду и не скажешь.
– Да брось ты, Кэсси. А то мы дома между собой не ссорились постоянно!
– Ну, мы-то не по-настоящему ругались. Не все время хотя бы. А тут за глаза друг дружке кости перемывают.
Бити вздохнула. Ей нечего было возразить. Она думала о предстоящем собрании – там сегодня вечером она должна была вступить в бой с людьми, не склонными к хорошей перебранке. Каких-нибудь пакостей следовало ожидать с самого начала, и она ума не могла приложить, как тут быть.
Кэсси вздохнула и топнула ножкой:
– Лучше бы Фрэнк был тут с нами. При детях им бы самим тут пришлось немного повзрослеть!
Бити посмотрела на сестру:
– Кэсси, ты гений. Обязательно приходи вечером на собрание. Не опаздывай!
Бити успела достаточно изучить политическую кухню, чтобы знать, что решения чаще всего принимаются не во время собрания, а до него. Прежде чем выступить со своим предложением, она заручилась всей возможной поддержкой. Кроме нее самой, Бернарда и Кэсси, обладавших, как жильцы, по полному голосу, свое мнение могли высказать еще четыре или пять человек. Все остальные уклонились от выполнения Правила № 3, сославшись на «срочную научную работу» – это могло означать все, что угодно, – от катания на лодке до ухаживания за дочерью декана.
Каждый член коммуны входил в список какой-нибудь политической группировки, который составлялся перед выборами на наскоро созывавшихся конференциях левых сил. У Бити была мудрая подруга в лице Лилли (Союз художниц-лесбиянок), кроме того, обычно можно было рассчитывать на Джорджа (IV Интернационал марксистов-ленинистов). Ясно, что в стане врагов будет Филип (Маоистская группировка), – он все еще не отошел после выволочки по поводу чистоплотности рабочего класса. Был еще Робин (Лига радикальных вегетарианцев и антививисекционистов), который все решал только в последнюю минуту. Тара (Неприсоединившиеся анархисты) поддерживала ее вместе с Лилли во всем, что касалось феминизма, но недавно неизвестно почему изменила ей. Тара подрабатывала в книжном магазине левой ориентации в городе и ездила туда на велосипеде. Бити она холодно сказала, что постарается вернуться к началу собрания. Бити подсчитала сторонников и до отъезда Тары успела открутить ниппель на заднем колесе ее велосипеда. Так делалась политика в Рэвенскрейге.
Для принятия решения требовался консенсус, но никто не был наделен правом безрассудно наложить вето. Таким образом, чтобы что-то изменить, «за» должны были проголосовать все, кроме, может быть, одного, и поэтому часто сохранялось существующее положение.
– Товарищи! – стоя обратилась Бити к собравшимся (в Рэвенскрейге не было председателя). – Наша коммуна больше не может существовать без детей.
Мужчины встрепенулись. До этого они сидели и сверлили пол глазами – ждали, что Бити сейчас начнет читать нотацию о том, как важно брать на себя ответственность за работу по дому, напирая на то, что, мол, если ты не можешь время от времени помыть у себя унитаз, то какое ты имеешь право предлагать в будущем политические, экономические и социальные решения для всей страны. Вопрос был щекотливый – тут не поспоришь. Они были правы: сначала Бити собиралась ребром поставить этот больной вопрос, – и ее новое предложение застало их врасплох.
– Еще совсем недавно в доме жили не одни только взрослые, – продолжила Бити. – Мы с Бернардом застали троих маленьких Спенсеров, какое-то время тут находилась Джесси Конрад с племянницей. Само присутствие детей повысило бы у нас культуру общежития, да и образовательные задачи нашей коммуны проще было бы воплощать в жизнь.
Маоист Филип надел очки с проволочной оправой, чтобы лучше увидеть ловушку, таившуюся в каверзном предложении капиталистического прихвостня.
– Как это? – монотонным голосом сказал он. – Вы предлагаете нам пойти на улицу и похитить первого встречного дитятю?
Бити поджала губки, но тут Бернард поспешил ей на помощь.