Тезис, согласно которому развертывание войск на оперативном уровне указывает на однозначно наступательную дислокацию, но войскам при этом ставились оборонительные задачи, и они не были готовы нападать, не выдерживает критики: наступательная дислокация, которая преследует оборонительные цели, противоречит военным принципам и означает как раз на рассмотренных участках серьезные проблемы для задействованных войск, так как она приглашает противника к нападению с последующим окружением. Кроме того, войска, стоявшие вблизи границы, были очень хорошо вооружены, особенно танковые соединения, и в случае нападения они были бы потеряны первыми.
Переход к контрнаступлению полностью зависит от ситуации после отражения вражеского нападения, только тогда могут приниматься конкретные решения. Даже если согласиться с тем, что стоявшие на границе войска должны были выдержать первый удар немцев и потом перейти в наступление, это не отменяет того факта, что для этого войска были неверно расположены. Нужно совершенно не понимать тактических возможностей войск, чтобы требовать от них быть одновременно готовыми и к наступлению, и к обороне. Армия, предназначенная для обороны на оперативном уровне, должна была бы быть по-другому развернута.
Не более осмысленно и дилетантское возражение против планирования большого наступления, согласно которому Генеральный штаб готовил наступление «только» на полосе 350–400 км и «только» на глубину до 300–350 км, и поэтому план не имел «агрессивного характера».
Готовившееся частями Юго-западного фронта вместе с частями Западного фронта между Саноком и Островом (северо-восточнее Варшавы) наступление с окружением захватывало больше половины полосы между Бескиде-ном на юге и Балтийским морем в районе Мемеля; на этой территории находились главные силы немецкой восточной армии. Нападение на таком широком фронте могло бы в случае успеха, как это планировал Жуков, уничтожить группы армий Центр и Север. Может ли такой сценарий иметь отношение к военному плану без «агрессивного характера»?
Коротко выражаясь, оба диктатора исходили из субъективной неизбежности войны. Отсрочка войны представлялась практически невозможной.
Однако вопрос о дате окончательного столкновения в том случае, если бы вермахт не напал на СССР 22 июня, остается открытым. Развертывание Красной Армии, включая и третий стратегический эшелон, закончилось бы между 15 и 20 июля. Неоднократно называвшуюся дату возможного советского нападения — 10 июля 1941 г. — нельзя считать доказанной. В любом случае Сталин стремился устранить единственную силу, которая стояла на его пути к владычеству в Европе. Стратегически содействие западных стран могло бы быть ему полезным, но политически победа над Германией и ее союзниками весила бы гораздо больше, если бы досталась одной Красной Армии.
Гитлер же пошел на риск войны на два фронта, которая связывала много войск на разных фронтах и которую он начал с уступающими силами, меньшими резервами и более слабой военной промышленностью, чем у его противников. Да и расчет по времени был очень рискованным. Немецкая сторона имела достоверную картину развертывания Красной Армии на расстоянии приблизительно до 300 км вглубь за границей, но тем не менее не представляла себе реальный советский потенциал.
Начальник Генерального штаба Гальдер рассчитывал на наличие на европейской части СССР в начале июня 226 советских дивизий и бригад и полагал, что на той же территории находятся 7500 самолетов, что было грубой недооценкой советской авиации. Гитлер задним числом называл итальянскому министру иностранных дел Чиано цифру в 270 советских дивизий, развертывавшихся в июне 1941 г.
В строгом смысле слова тут нельзя говорить ни о какой «превентивной войне», даже если задним числом и выяснилось, что немецкое нападение де-факто носило превентивный характер.
Можно, однако, доказать, что вермахт вонзился в превосходящий его масштабами процесс наступательного развертывания. Чем ближе подходило 22 июня, тем яснее видели Верховное главнокомандование вермахта (ОКБ) и Главное командование сухопутных войск (ОКХ) угрожающую концентрацию сил на советской западной границе. В этом смысле высказался вскоре после окончания войны генерал Йодль, впрочем, упростив ситуацию и оставив за скобками невоенные мотивы нападения: «…Мы не потому напали на Россию, что хотели получить пространство, а потому что развертывание русских нарастало день за днем и в конечном счете привело бы к ультимативным требованиям».
