Вместе с тем дискуссию о кануне войны нельзя считать завершенной. Во-первых, как справедливо отмечает сам Мельтюхов, до сих пор засекречены многие документы о состоянии Красной Армии, планы боевых действий против Финляндии, Румынии, Турции, большая часть документов по оперативной подготовке войск, в частности, планы округов, планы прикрытия за весь межвоенный период и т. п. Но прежде всего отсутствуют документы, которые позволяют «в полной мере реконструировать процесс принятия ключевых решений советским руководством в 1939–1941 гг.». Имеющиеся источники не позволяют пока не только ответить на вопрос о причинах отказа от 12 июня как первоначальной даты нападения на Германию, но и обосновать тезис о том, что «Красная Армия должна была завершить подготовку к наступлению не ранее 15 июля 1941 г.».
Во-вторых, вызывает серьезное возражение общий подход Мельтюхова к рассмотрению политики СССР в 1939–1941 гг. Претендуя на объективное воссоздание исторической реальности, на рассмотрение советской внешней политики «без каких-либо пропагандистских шор, а с точки зрения реальных интересов, целей и возможностей Советского Союза», выступая против морализаторских традиций в отечественной исторической литературе и заявляя о том, что в его исследовании речь не идет об оправдании или обвинении советского руководства, Мельтюхов оказывается выразителем великодержавной и антизападной позиции, которая характерна сегодня для многих представителей российской интеллигенции, в том числе и для историков. Эта позиция определила его исследовательский подход — он полностью на стороне Сталина, более того, он сожалеет об упущенном шансе «разгромить наиболее мощную европейскую державу и, выйдя на побережье Атлантического океана, устранить вековую западную угрозу нашей стране». Если бы Сталину удалось реализовать задуманный план, то, по мнению Мельтюхова, «Красная Армия могла бы быть в Берлине не позднее 1942 г., что позволило бы поставить под контроль Москвы гораздо большую территорию в Европе, нежели это произошло в 1945 г. Разгром Германии и советизация Европы позволяли Москве использовать ее научно-технический потенциал, открывали дорогу к «справедливому социальному переустройству» европейских колоний в Азии и Африке…».
Никто не оспаривал бы право М.И. Мельтюхова рассуждать о возможных перспективах советизации Европы более полувека назад, подобно тому, как рассуждают председатель ЛДПР В.В. Жириновский и его последователь, депутат Государственной думы А.В. Митрофанов о позиции современной России по отношению к Западу, если бы не одно важнейшее обстоятельство. Такой подход находится в полном противоречии с заявкой автора на объективное исследование проблемы. Это противоречие можно показать на примере рассмотрения им важнейшего вопроса о роли СССР в развязывании Второй мировой войны. Мельтюхов фактически смазывает инициативную роль СССР в подготовке советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г., неверно излагает позицию СССР накануне приезда Риббентропа в Москву, обходит вопрос об оценке речи Сталина 19 августа, откровенно замалчивая появившиеся на эту тему публикации. Благодаря соглашению 23 августа, считает Мельтюхов, «СССР впервые за всю свою историю получил признание своих интересов в Восточной Европе со стороны великой европейской державы», поэтому «советско-германский пакт о ненападении можно расценивать как значительную удачу советской дипломатии, которая смогла переиграть британскую дипломатию и достичь своей основной цели — остаться вне европейской войны, получив при этом значительную свободу рук в Восточной Европе, более широкое пространство для маневра между воюющими группировками в собственных интересах, и при этом свалить вину за срыв англо-франко-советских переговоров на Лондон и Париж. Не в интересах советского руководства было препятствовать войне в Европе между англо-французским блоком и Германией, поскольку только война давала ему реальный шанс значительно усилить свое влияние на континенте… Пакт о ненападении, — заключает он, — обеспечил не только интересы Советского Союза,
