Около 10 1 /2 час. тронулся наконецъ общій крестный ходъ.
Живая волна людей медленно подвигалась впередъ. Передъ портомъ крестный ходъ остановился. На лицахъ всѣхъ, особенно женщинъ и даже дѣтей, печать религіознаго настроенія и сознанія, что они совершаютъ что-то очень нужное, важное, безъ чего Артуру не устоять и не избавиться отъ ужасовъ надвигавшихся страдныхъ дней.
Служили краткое молебствіе. Священники торопились, пѣвчіе торопились, слова молитвъ проглатывались — молящіеся по привычкѣ крестились, но даже самые ближайшіе не разбирали словъ молитвъ и пѣснопѣній. Однимъ словомъ, все шло по обыденному. Улицы буквально запружены народомъ.
— Не поздравляю, если японцы вздумаютъ открыть огонь по городу. Страсти тутъ произойдутъ — говоритъ кто-то въ толпѣ.
— И очень просто! И японцы сейчасъ узнаютъ! И… И… И огонь откроютъ!.. И шпіоны у насъ есть!..
И я ухожу!.. загорячился нѣкій старецъ и поплелся…
— Богъ милосердный милостивъ — ничего не будетъ, помолимся и…
Толпа двинулась; я не слышалъ дальше, чѣмъ убаюкивалъ себя говорившій. Крестный ходъ, прослѣдовавъ по набережной, повернулъ на Пушкинскую и наконецъ прибылъ на Цирковую площадь.
Всѣ обращены лицомъ къ сѣверо-восточному фронту, лицомъ къ надвигавшемуся врагу.
Начался молебенъ.
Солнце царственно лило палящіе лучи на обнаженныя головы молящихся.
Кругомъ относительная тишина, нарушаемая лишь рѣдкими глухими выстрѣлами на сѣверо-восточномъ фронтѣ.
Въ прозрачномъ, сухомъ и жаркомъ воздухѣ льются грустно-мелодичныя молитвословія пѣвчихъ, и явственно слышатся молитвенные возгласы старшаго въ Артурѣ священника, отца Глаголева.
Молящіеся сплошной массой столпились у крестовъ и хоругвей.
Кругомъ — горы, носящія на груди своей сотни орудій, за ними — врагъ.
11 часовъ. Воцарилась полная, торжественная тишина.
Населеніе Артура молилось.
Раздался возгласъ священника:
— Паки и паки, преклонше колѣна…
Всѣ опустились на колѣни.
Все замерло… лишь отчетливо слышались слова «колѣнопреклонной» молитвы.
Было ровно 11 ч. 15 м. утра.
Послышался отдаленный выстрѣлъ. Выстрѣлъ не нашъ. Секунды уходили въ вѣчность… надъ головами высоко, высоко что-то запѣло, завыло… и опять тихо.
Нѣкоторые поднялись. большинство, склонившись, молилось.
Выстрѣлъ повторился. Еще, еще… Вой и пѣніе ниже, явственнѣй… Еще… Снарядъ со стремительнымъ свистомъ-шипѣніемъ пронесся, казалось, надъ самыми головами. Большинство повернуло голову, какъ бы слѣдя за полетомъ снаряда… Секунда… другая… донесся трескъ взрыва тамъ, за нами, въ порту.
Да что же это?! Вѣдь это не съ моря, а оттуда, съ суши.
Среди молящихся началось волненіе; многіе подымались, опять опускались на колѣни.
Выстрѣлъ за выстрѣломъ… Все чаще, чаще…
Полиція заметалась. Полицмейстеръ Тауцъ быстро ушелъ.
Священникъ дрожащимъ голосомъ кончаетъ молитву. Всѣ поднялись. Многіе спѣшно уходятъ, другіе бѣгутъ. Разбились по группамъ — стоятъ въ раздумьи, словно не понимая, что творится.
Торжественно и громко несутся аккорды гимна: «Тебе Бога хвалимъ».
Громъ взрывовъ на улицахъ, прилегающихъ къ порту, усиливается.
На лицахъ у всѣхъ недоумѣніе и испутъ.
Свершилось. Такъ вотъ она дѣйствительность осажденной крѣпости! Никто здѣсь не знаетъ, откуда несется къ намъ смерть и разрушеніе. Оттуда, изъ-за горъ. Но горъ много…
Такъ вотъ они тѣ черные деньки, мысль о которыхъ давила, какъ кошмаръ.
Куда же дѣвалось у всѣхъ молитвенное настроеніе? Куда исчезла надежда на помощь Того, Кому только что такъ парадно и усердно молились, Кому вѣрили, у Кого просили защиты?!.
Молебенъ кончался. Еще гремѣло многолѣтіе Государю, а священники уже быстро, почти бѣгомъ уходили отъ мѣста молитвы; пѣвчіе, кресты и хоругви едва поспѣвали за ними.
Священнослужители хотя и ближе къ Богу, но они тоже люди: имъ было страшно.
Площадь быстро опустѣла. Бомбардировка продолжалась.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда кончился молебенъ, я потребовалъ лошадь и отправился по улицамъ Стараго города.
Большинство снарядовъ рвалось передъ портомъ и въ самомъ порту. Одинъ изъ снарядовъ разорвался у забора офицерскаго экономическаго Общества, рядомъ съ домомъ полковника Тыртова; m-me Тыртова была одна дома, когда началась бомбардировка.