Этот текст — отрывок художественного произведения, в котором представлена образная картина пробуждения природы. В целом, в нем описывается весна. Неожиданное начало весны передается использованием преимущественно глаголов совершенного вида (больше всего — с приставкой, имеющей значение «начало действия»), с помощью которых создается динамика. Эти глаголы составляют повествовательную канву текста — мгновения весны. Предложения в тексте соединены цепной и параллельной связью. Предложения 1 и 2, 5 и 6 и 7 связаны лексическим повтором («весна — весна»; «ветром — ветер»; «туман — в тумане»). Дистанционную связь можно наблюдать между предложениями 8-11: все они в целом подчинены предложению 7.
Цветопись и звукопись в тексте являются основным средством образности. Краски здесь солнечные, весенние: «серый туман», «прояснело» , «зазеленела трава», «золотым цветом». Но более всего слышна музыка весны: «полились воды», «затрещали льдины», «воздух задрожал», «загудела пчела», «залились жаворонки». В создании колорита и мелодии весны Толстой использует олицетворение («пришла весна», «радуются растения», «заплакали чибисы»), эпитеты («веселые голоса», «яркое солнце»), сравнения («тучи разбежались барашками», «вылезающая иглами трава»), метафоры («открылась весна», «над бархатом зеленей», «затрещали голоса»), метонимию («застучали топоры »). Такое оформление помогает ярче представить картину весны, услышать ее разные звуки.
Л.Н. Толстой, великий художник слова, как мне кажется, сумел передать не только состояние весенней природы, но и состояние души человека, когда сердце наполняется любовью ко всему окружающему, когда рождается гимн весны и жизни.
11. ТЕКСТ. «ВОСПОМИНАНИЕ ДЕТСТВА» (Ф. ИСКАНДЕР)
(1) Однако из самых очаровательных воспоминаний детства — это наслаждение, которое я испытал, когда наша учительница читала нам вслух на уроке «Капитанскую дочку». (2) Это были счастливые мину ты, их не так много, и потому мы бережно проносим их сквозь всю жизнь.
(3) Уже зрелым человеком я прочел записки Марины Цветаевой о Пушкине. (4) Из них следует, что будущая мятежная поэтесса, читая «Капитанскую дочку», с таинственным, наслаждением все время ждала Пугачева. (5) У меня было совсем другое. (6) Я с величайшим наслаждением все время ждал появления Савельича.
(7) Этот заячий тулупчик, эта доходящая до безрассудства любовь и преданность своему Петруше! (8) Невероятная трогательность. (9) Разве Савельич раб? (10) Да он на самом деле хозяин положения! (11) Петруша беззащитен против всеохватывающей деспотической любви и преданности ему Савельича. (12) Он беспомощен против нее, потому что он хороший человек и понимает, что деспотичность именно от любви и преданности ему.
(13) Еще почти ребенком, слушая чтение «Капитанской дочки», я чувствовал комическую перевернутость психологических отношений хозяина и слуги, где слуга и есть истинный хозяин. (14) Но именно потому, что он бесконечно предан и любит своего хозяина. (15) Любовь — главнее всех.
(16) Видно, Пушкин сам тосковал по такой любви и преданности, может быть, ностальгически переодел Арину Родионовну в одежду Савельича.
(17) Главным и неизменным признаком удачи художественного произведения является желание вернуться к нему, перечитать его и повторить наслаждение. (18) В силу жизненных обстоятельств мы можем и не вернуться к любимому произведению, но сама надежда, мечта вернуться к нему греет сердце, придает жизненные силы.[8]
Рецензия 1
Значение лучших художественных творений в жизни человека — вот тема, к которой обращается Ф. Искандер в своем тексте-размышлении о природе притягательности образа Савельича, созданного Пушкиным. Через все рассуждение автор проводит мысль о том, что любимые произведения согревают сердце, помогают жить.
Ф. Искандер противопоставляет свое восприятие повести «Капитанская дочка» восприятию Марины Цветаевой. Видимо, каждого из них привлекало в образе полюбившегося персонажа что-то близкое душе: Цветаеву в Пугачеве — таинственность, мятежность, бунтарство, Искандера в Савельиче — умение любить и оставаться преданным. В восприятии Искандера образ Савельича вырастает до фигуры не менее, а может быть, и более значительной, чем Пугачев.
