– Попозже ты объявиться не мог? Если думаешь, что мы не ложимся и ждем тебя – ошибаешься!
Тут только я сообразил, что у них уже глубокая ночь.
– Прости, пап… Хотел, вот, предупредить, что сегодня не прилечу… Может, и еще несколько дней тоже. Скажи маме…
– Нет уж!.. Сам завтра с ней объясняйся. Не успела тебя повидать, как уже удрал! Дела?
– Как тебе сказать… – я замялся.
– Ты ж занимался расследованием?
– Все прояснилось. Расскажу при встрече. А Терфа оказалась ни при чем…
– Ну-ну, – отец приблизился к экрану и, прищурив глаз, тихо спросил: – Как она?
– Во! – Я показал большой палец.
– Ладно, гуляй. Веселой ночи! А мое дело стариковское – пойду спать. Только с мамой завтра обязательно поговори: иначе обидится!
Он отключил связь.
Теперь оставалось главное: доложить о разговоре с Юлией Фрос и ее самоубийстве. В Управлении Службы космической безопасности сейчас был разгар дня, и поэтому я без колебаний вызвал начальника Криминального отдела. Бэр Рош Нард возник на экране почти тотчас.
– Да?! – коротко бросил он, не отрывая глаз от листка под рукой.
– Курсант четвертой ступени Академии Вет Эльм Ник, с докладом.
– А, это ты, – он помнил меня по прошлому году, когда вел нашу группу. – Что случилось, Вет?
Стараясь быть кратким, я доложил, умолчав лишь о своей версии причастности к этому делу Гэла Миза. Моя обязанность – сообщить факты.
Не расскажи я все это сейчас – пришлось бы давать объяснения потом: у Юлии остался включенным экран, и агенты Службы быстро бы выяснили с каким абонентом она говорила перед смертью.
– Почему так поздно докладываешь?
– Не в состоянии был сразу… – я потупился. – Потом не было условий…
– Бывает, – совсем не начальственным тоном произнес Нард. – Спасибо! Принял.
Он протянул руку, чтобы выключить экран, но вдруг спросил:
– Кстати, почему сообщаешь мне, а не начальнику практики? Кто у тебя?
– Старший следователь Альбин Фогг. Но он отстранил меня от расследования, и с Юлией Фрос я беседовал уже будучи на каникулах, по собственной инициативе.
Признаться, я порадовался, когда Бэр Нард понимающе кивнул.
– Ладно, отдыхай, раз каникулы.
Он выключил экран.
Погасил свой и я. Откинувшись на спинку кресла, блаженно потянулся. «Все! Теперь свобода, и можно предаваться всем удовольствиям мира!»
В сумерках на дорожке я разглядел Любаву. Распахнув дверцу, подал ей руку. Приятное тепло нежной ладони заставило затрепетать сердце.
Гравилет рванулся в потемневшее небо…
