— Возможно, он в чем-то прав, — с несвойственной ему задумчивостью произнес наконец подошедший Николай. Было непонятно, кого он имел в виду — президента или главу администрации. Возможно, и того и другого. — Реформы невозможны без идеологии. Я это всегда говорил.
— Но сколько лет мы занимались реформами… И вы в том числе.
— Наконец-то меня услышали.
— Так вы имеете какое-то отношение к совещанию?
— Я не раз об этом писал…
Несмотря на весь свой пыл и фанатичность, Николай был существом безобидным. Даже если он что-то придумывал и его идея обретала какую-то плоть, то вскоре неизменно оказывался где-то с краю. Его оттесняли более практичные люди. Николай, кажется, начинал это осознавать.
— Думаю, этим моментом стоит воспользоваться, — сказал он. — Я не раз писал… — Не увидев энтузиазма на лице Шустера, Николай не стал подробно рассказывать, о чем он писал, лишь заметил:
— Сейчас самое время показать мои материалы и статьи.
— В «Вестнике демократии»?
— В «Голосе демократических реформ».
Так называлась газетенка, основанная много лет назад по инициативе Николая. Шустер о ней не слышал с тех пор, как перестал видеться по работе с бывшим коллегой.
— Она еще выходит?
— Еще как! Два месяца назад отмечали юбилей.
— И большим тиражом? — Шустер уже пожалел, что вступил в разговор, и старался перевести его на другую тему.
— Нет, тираж, конечно, немного уменьшился. Как и у всех. Что поделать — рынок… — Николай вздохнул. Шустеру показалось, что эта фраза была им давно отработана и в последнее время повторялась часто.
Николай открыл тонкий черный портфельчик и достал газету.
— Вот, кстати, последний номер. Здесь моя новая статья. Возьмите, очень интересно.
— Спасибо.
— Вы посмотрите: это как раз то, о чем я всегда говорил…
— Вы сейчас куда? Не собираетесь перекусить?
Николай молчал, напряженно раздумывая. Вероятно, голод в нем боролся с нежеланием тратить деньги.
— Нет, сейчас хочу подышать свежим воздухом. Может, пойдем погуляем по Кремлю? Переедание ведет к инфаркту — болезнь века. Вы знаете, что восемьдесят пять процентов американцев страдает от излишнего веса?
— Страдает ли?
Николай открыл рот, чтобы ответить, но, почувствовав подвох в последних словах, закрыл его.
— А я схожу в буфет. Ладно, еще увидимся, — поторопился Шустер закончить беседу и для приличия спросил:
— Вы до конца остаетесь?
— Да, наверное… — Николай явно сожалел, что потерял собеседника.
В столовой было полно людей. Они толкались у прилавков и толпились вдоль длинных высоких столов. Убедившись, что бывший коллега его не преследует, Шустер выбросил газету в ближайшую мусорницу и, постояв в очереди, взял несколько бутербродов и кофе. Место он нашел в стороне от столов у неработающего прилавка, где уже обосновались несколько человек со своими тарелками и чашками. Не успел он съесть свои бутерброды, как к нему протолкнулся молодой человек лет двадцати пяти. Он приветливо улыбался, ловя взгляд Шустера.
— Александр Яковлевич? — громко спросил он, не переставая улыбаться.
Шустер с бутербродом во рту недоуменно кивнул. Окинув взглядом соседей, молодой человек продолжал чуть тише:
— Здравствуйте. Андреев Сергей Васильевич. Помощник Анатолия Ефимовича. Референт.
В ответ на удивленный взгляд переставшего жевать Шустера он пояснил:
— Маковского.
Маковский был заместителем главы администрации и советником президента.
— Анатолий Ефимович просил разыскать вас. Он знает, что вы здесь.
«Вот Орефьев, старая лиса, — подумал Шустер о том самом приятеле, благодаря которому оказался во Дворце съездов. — Значит, он пригласил меня по поручению Маковского. Нельзя, что ли, было сказать сразу? Ну ладно. Интересно, что ему надо?»
— Не могли бы вы, — продолжал молоденький помощник, — к трем часам подойти в комнату для делегаций? — По форме это был вопрос, но по сути — распоряжение.
— Конечно же. Нет вопросов. Где эта комната — на втором этаже?
— Да. Слева от зала.
— Хорошо, я буду.
— Спасибо, — произнес помощник и, так же улыбаясь, удалился.
Перекусив, Александр Яковлевич направился в комнату для делегаций. Она представляла собой зал метров двадцать в длину, с окнами во всю стену. Вдоль стен стояли ряды стульев, обитых ярко-красным кожзаменителем, через середину зала проходил длинный стол, с каждой стороны которого могли сесть человек по пятнадцать. В дальнем конце зала, за сравнительно небольшим, перпендикулярным главному, столом, сидели два человека.
