Все посмотрели на него и промолчали.
— С кого начнем? — спросил режиссер.
— Давайте, с четвертого, — предложил Шустер.
— Да. Мне тоже нравится, — одобрил его выбор Антонович. — В нем есть что-то демоническое.
— Да вы поэт, — улыбнулся Анатолий.
— Истинный, — коротко ответил Лев Семенович.
— Так, четвертый… — Вернер посмотрел в свои бумаги. — Терещенко Илья Викторович. Это как раз новичок. Единственный непрофессионал. Не я его отбирал, так что сказать ничего не могу.
— А кто же его отбирал?
— Это мой вам сюрприз, — улыбнулся Фимин.
— Стоп, так это Терещенко… Родственник, что ли? — спросил Антонович.
— Сын, насколько я знаю, — выступил вперед Шустер.
— Это осложняет дело, — задумчиво произнес Антонович.
— Не думаю, — сказал Шустер. — Если пройдет Терещенко, то его отец у нас в кармане. И сын будет под контролем.
— Логично. В конце концов, нас же никто не заставляет…
Они увидели, как в соседнюю комнату вошла секретарша, что-то сказала, поднялся молодой человек под четвертым номером и вслед за секретаршей вышел из комнаты. Через две минуты открылась дверь.
Илья вошел в помещение с приглушенным светом, где стояли, глядя на него, четыре человека. За темным стеклом он с удивлением увидел своих недавних соседей.
— Добрый день, — сказал он разглядывающим его в упор людям.
— Добрый, добрый. Что вы имеете нам сказать? — без тени иронии произнес лысеющий и довольно полный пожилой человек.
— Простите?
— Два слова о себе и начнем просмотр, — вступил Вернер.
Его деловой тон помог Илье. «Так, теперь главное — кураж», — подумал он.
— Терещенко Илья Викторович, тридцать два года. Профессиональный фотохудожник. Работаю в журнале «Перфект».
— Покажите что-нибудь.
«Нырять так нырять», — Илья глубоко вдохнул и выдохнул: — Мне нужен ассистент.
Присутствующие переглянулись.
— Я готов быть вашим ассистентом, — сказал Вернер.
— Тогда присядьте.
Вернер сел на стул, боком к Илье. Илья подошел к нему, положил руку на плечо. Не двигаясь, он смотрел на профиль Вернера. Тот оторвал взгляд от стены и поднял на Илью глаза. Илья заговорил.
— И сказал он ей… — начал Илья почти шепотом, потом голос его возвысился, заполняя все пространство: — «Дщерь! — И в комнате зазвенела разбившаяся тишина. — Вера твоя спасла тебя. Иди в мир и будь здорова от болезни своей». — Последние слова опять были сказаны тихо, будто шли из самой глубины его существа. Они звучали так, как прощается врач с дорогим и недавно безнадежным пациентом, которого он излечил, или как прощается отец, отправляя сына в «большую жизнь». Илья замолчал, но глаза его продолжали блестеть… Потом он сделал шаг назад и улыбнулся зрителям.
— Впечатляюще, — после долгой паузы произнес лысоватый.
— Вы говорите, вы не профессионал? — спросил второй — мужчина лет сорока пяти с черными вьющимися волосами.
— Нет, — снова улыбнулся Илья.
Присутствующие переглянулись. Антонович посмотрел на Фимина, Фимин еле заметно кивнул, Антонович кивнул ему в ответ, оба посмотрели на Шустера, который следил за их реакцией и, закусив нижнюю губу, покачивал головой. Потом все трое посмотрели на Вернера.
— Что скажут высокие профессионалы? — спросил Антонович Вернера.
— Очень недурно… Для новичка.
Тот повернулся к Илье:
— Будьте добры, пройдите к секретарю, скажите, чтобы она проводила вас в мой кабинет.
Илья вышел.
— Должен обратить ваше внимание вот еще на что, — сказал Шустер, обведя лукавым взглядом присутствующих. — Этот сын пишет половину отцовских выступлений.
— Не понял, — сказал Антонович.
— Терещенко-младший пишет тексты выступлений для нашего московского секретаря, — выразительно повторил Шустер.
— Неожиданное сообщение, — произнес Фимин.
— Зато решающее, — наконец пришел в себя Антонович.
В комнату, где ждал Илья, вошел один Антонович:
— Илья Викторович, если не ошибаюсь?
— Да. — Илья привстал.
— Меня зовут Лев Семенович.
— Очень приятно.
Антонович ответил кивком головы.
— Вот моя визитка. — Антонович достал из кармана золотой футлярчик для визиток и протянул карточку. — Позвоните мне завтра в три.
— Зачем?
— Можете считать, что вы прошли первый этап конкурса. Завтра я хотел бы с вами поговорить обстоятельнее.
