— Вы, кстати, спрашивали как-то документы, помните? — С этими словами Денис вытащил из кармана конверт и опустил его в сумочку. — Я их принес.
— Спасибо.
— Это вам спасибо. На ход дела они не повлияли. Может быть, отметим завершение первого нового процесса, рождение, так сказать, нового судопроизводства.
— Давайте завтра. Я очень устала.
— Что ж, завтра, так завтра. Всяческих удач вам, Антонина Семеновна, на обновленном судейском поприще.
У кабинета судьи Сеймова ждал Ведерников.
— Не хотите ли отметить новую эру адвокатуры, сударь? — хитро сощурившись, спросил он Дениса.
— Отчего же не отметить? Давай. А где?
— Я предложил бы «Каторгу». Выпьем за вашу победу.
— И за вашу.
— И за начало нашего общего конца, — подытожил Ведерников.
— Не понял.
— Пора переквалифицироваться в судьи… либо в финансисты. Подождешь меня здесь или на улице? Я на секунду, — сказал старый адвокат и шагнул к кабинету судьи.
В зале небольшого ресторанчика под названием «Новый Давос» посетителей было немного. Потолок и стены из темного мореного дуба скрадывали освещение и придавали камерность обстановке. Когда открывалась дверь, раздавались звуки пианино и скрипки, исполнявшие что-то знакомое из классики, впрочем, разобрать было трудно, так как, когда двери открывались в следующий раз, звучала уже другая мелодия.
— Если на кого-то и делать ставку, то только на Иванова, — убежденно произнес Сергей, допивая остатки пива в бокале.
— А ты сам на кого поставил? — поинтересовался пожилой полный мужчина, сидевший рядом за столиком.
— На Иванова. Восемнадцать тысяч.
— Рублей?
— Рублей.
— А смысл? — продолжал допытываться мужчина.
— Думаю, выиграю тысяч десять — двенадцать. В принципе он потянет больше чем на пятьдесят процентов, но с учетом того, что все ставят на него, а значит, и голосовать будут за него, этот процент значительно увеличится. Думаю, не меньше семидесяти пяти. Восемнадцать тысяч — не та сумма, которая что-то значит.
— Хозяин — барин.
— Лев Семенович, а вы на кого поставили? — поинтересовался Сергей.
— Я в такие игры не играю, Сережа. У меня другой бизнес. Хотя, если бы играл, я бы еще подумал и, может быть, поставил бы на Гетмана, например. — Антонович хитро сощурился.
— Вы шутите.
— Отнюдь. Девяносто девять процентов поставят на Иванова. Если не все сто. Выигрыш — ноль. Уж лучше надеяться на невозможное.
— Другими словами, вы советуете…
— Я ничего не советую. Советую думать.
У подъезда своего дома президент вышел из машины и подал руку супруге.
— Даже до избирательного участка приходится ехать на машине. — Президент виновато улыбнулся начальнику охраны.
— Безопасность требует, — не изменившись в лице, ответил начальник охраны. — На дачу не поедете?
— Мы поедем на дачу, Валя? — спросил Александр Васильевич жену.
— Да, мне тоже что-то захотелось погулять.
На стекле подъездной двери был приклеен трехцветный плакат ко дню выборов, который еще не успели отодрать.
— Даже на президентском доме и то умудряются нарушать закон, — сказала супруга президента, глядя на трехцветный прямоугольник со словами «Выбирай и выигрывай!».
— Собственно, а что они нарушают? Это простой предвыборный плакат, призывающий людей голосовать. Не за кого-то же конкретно, — ответил президент.
Такой ответ он слышал от Антоновича, когда обратился к нему примерно с тем же упреком, что и Валентина. Правда, в том, что он когда-то сам недопонял гениальный ход организаторов выборной кампании, он бы никому не признался. «Гениальность» заключалась в том, что почти те же слова использовались в качестве его собственного предвыборного лозунга. Те же слова несколько минут назад они видели на трехцветном полотне, протянутом через улицу.
— Мы поедем на дачу минут через тридцать, — сказал Александр Васильевич начальнику охраны.
— Замучили эти журналисты, — попыталась начать разговор супруга президента, имея в виду съемки момента, когда ее супруг выходил из кабинки для голосования, и последовавшее за этим интервью, похожее на небольшую пресс-конференцию.
— У меня своя работа, у них — своя, — ответил Александр Васильевич.
