Познание смыслов. Избранные беседы - страница 83
Нужно понять, что в искусстве есть два полюса: один полюс связан с максимальной возможностью создать такое альтернативное зеркало свободы, а другой, фактически сливающийся с тем же самым Великим Существом, – минимальная возможность свободы. Максимальный полюс свободы – это слово, это литература. Потому что это связано со смыслом, мыслью, ситуативностью, созданием какой-то концептуальной ситуации и так далее, и это наиболее опасно, и это вызывает наибольшее внимание и наиболее острую болезненную реакцию.
Да. Замечание очень грамотное. Но в данном случае это ведь не только Рахметов, но это и госпожа Бовари. А даже если мы пойдём в глубь веков, то и там мы увидим, что слово – это попытка создать опасную альтернативу, и, главное, это эффективная попытка. Это действительно альтернативное зеркало, которое работает уже со смыслами, с интеллектуальным пространством.
Есть другой полюс, совершенно противоположный слову, который фактически обслуживает, можно сказать, напрямую интересы тождества отражения и оригинала – Великого Существа и зеркала этого мира. Это музыка. Все мы знаем, что такое «музыка сфер». Музыка сфер – это как раз формы гармонии, которые уже выходят за пределы законов нашего мира. Музыканты, композиторы, творцы музыки – они как бы слышат эту музыку сфер и просто транслируют её сюда. И музыка – это вещь не просто бессловесная, она «антисловесная», потому что бесполезна любая попытка описать музыку как то, что ты слышишь и понимаешь. Всегда есть иллюзия, что, когда ты слышишь музыку, тебе кажется, что ты её «понимаешь», но когда ты хочешь сказать словами, что же ты понял, – получается чушь.
Нет. Это именно враждебные вещи, вот в чём дело. Но мы живём в мире компромиссов, и вообще человеческое пространство компромиссное: с одной стороны, у него сознание, с другой – Бытие. Поэтому в сфере искусства тоже происходит борьба и слияние. Появляется опера, где музыка и слово начинают взаимодействовать и сливаться.
Но между ними находится очень интересная вещь – между ними находится изобразительное искусство. Между ними находится изобразительное искусство в широком смысле: это и живопись, и скульптура, и новейшие формы «феноменологического» как бы искусства. Оно очень интересно, потому что, с одной стороны, апеллирует к феноменологии, непосредственно данной, – это не слово, мысль, а это некая фактура, изображение и так далее, – но, с другой стороны, в отличие от музыки оно поддаётся описанию, то есть это действительно зеркало. Вот картина – допустим, «Набережная в тумане» какого-нибудь французского импрессиониста, – это уже зеркало, это явная попытка сорваться с крючка.
Здесь что проявляется со стороны общества сразу? Во-первых, конечно же, жёсткая борьба против всякой инновации, против появления каких-то новых, непредусмотренных попыток, и во-вторых, самый эффективный способ – это, конечно же, превращение искусства в альтернативный вид валюты, ценности. Есть колоссальная система оценки искусства. Если у художника есть некое имя, то это всё равно, что он банкноты рисует. Это очень эффективный способ нейтрализации попытки сорваться с крючка. Потому что тут же убивается сама идея. Наиболее острая, инстинктивная, глубокая попытка уйти от фальсификации, прийти к наиболее резкому выражению воли к свободе, – это «Чёрный квадрат» Малевича, то есть создание зеркала, в котором имеется прямой отказ от отражения. Вот любое отражение – его перехватывают. А тут отказ от отражения. И его превратили в самое коммерческое из возможных ситуаций.
Но на самом деле искусство тем не менее остаётся всё-таки ещё наиболее опасной сферой проявления этой спонтанности, хотя сейчас уже понятно, что как сознательная борьба за свободу, искусство как метод уже достаточно давно обанкротилось. Были моменты в XIX веке – особенно с подъёмом романтизма, когда на искусство возлагались какие-то надежды, – что методологии, разрабатываемые в этой сфере могут дать какие-то прорывы в человеческом статусе. Сейчас уже понятно, что нет. Потому что выйти из тенет общества, выйти из тенет взаимоотношения «художник – маршан
