Познание смыслов. Избранные беседы - страница 48

У нас получается, что бюрократия отгородила этот лучик власти своим заборчиком, чтобы туда лишний никто не попал…

А этот лучик исчез. Лучика нет, потому что тучка наверху взошла и закрыла ту щель, через которую этот луч света проникал.

Периодически народная масса, гражданское общество, разрушает этот забор. Мы видели это: та же Октябрьская революция снесла все эти заборы, и народ рванулся к центру, к этому лучику; Наполеон тот же. То есть периодически накапливается раздражение общества против государственного аппарата, хотя у нас не так много времени в историческом периоде посмотреть, как выродившееся из политического общества в гражданское на самом деле себя поведёт. Гражданское общество рассчитывает на систему выборов, что некий «наш» представитель рано или поздно придёт, что-то наладит, – и каждый раз эти надежды не сбываются…

Дело в том, что 17-й год и Наполеон – это как раз эпоха слома последних остатков политического общества. В XIX веке в российском пространстве ещё существовали остатки политического общества, потому что существовала богопомазанная монархия. Естественно, эта монархия была связана ограничениями не конституционного порядка (конституции до 1905 года не было, да и после она была в общем-то фикцией), а она была связана ограничениями, скажем так, «концептуально-ментальными», – ограничениями, встроенными уже в голову правителей. Было очень много такого, через что монархи не могли перешагнуть, в отличие от предыдущих, и тем не менее, всё-таки они пытались сохранять вот эту идею Weltgeist, идею «сгущай и растворяй», потому что уваровская концепция «православие, самодержавие, народность» – это всё-таки попытка протянуть руку «к земле», вниз, и поднятие, скажем, Распутина наверх. Как князь Жевахов в своих мемуарах возмущался, что кто-то смеет ставить под вопрос право монарха поднять к себе народ в лице мужика, который обожал царскую чету и…

И мог, кстати, донести что-то от народа…

Это последние осколки умирающего политического общества, – может быть, даже в карикатурной форме, но тем не менее. И травля Наполеона как зверя монархами в начале XIX века – это тоже добивание политического общества, потому что это открытие уже прямого пути бюрократизации всех этих суверенных монархий. Вот Меттерних[33] просто открыл дорогу. Кроме Николая, в Европе ещё Австро-Венгрия была наиболее бюрократическая, – недаром же эта империя Кафку родила. У нас Салтыков-Щедрин, а там Кафка.

Да. Но только оно будет принципиально не прежнего варианта, потому что здесь уже Святой Дух в понимании пророков непосредственно должен прийти в конфронтацию с Weltgeist Гегеля, с мировым духом язычников. Потому что под этим пеплом, образованным модерном, постмодерном, Weltgeist язычников жив. Но жив и Дух единобожников – Святой Дух. И битва будет как раз между двумя этими версиями духа.

09.03.2016

Комментарий Джемаля к постановке вопроса:

История как описание есть описание народов и племён, проходивших там и тут, оставлявших какие-то материальные знаки своего присутствия на земле и уходивших в возможность не быть. Но территория, по которой носил их Рок, оставалась.

Мы не собираемся исподволь возвращаться к геополитике или политической географии. В этих бесперспективных заделах всегда присутствует мысль о том, что свойства территории определяют живущих на ней людей в их цивилизационных «наработках», психологических состояниях и прочее. Это странная идея. Территория одна и та же, но североамериканские индейцы не имеют ничего общего с заселившими Америку европейцами. Германия времён Арминия ничего общего не имеет с немцами, появившимися после Бисмарка. Россия – колоссальная территория от Балтийского моря до Японского – острее всего подчёркивает пропасть между землёй и теми, кто на ней живёт, её смыслом, символизмом и т. п. Без преувеличения можно сказать, что в уравнении «земля-народ» земля есть нечто постоянное, а народ – нечто случайное, заселяющее эту землю в силу исторических обстоятельств. Исчезнут эти обстоятельства – народ уйдёт или трансформируется настолько, что станет неузнаваем для своих, даже недавних, предков. Пример: немцы после поражения. Ну а кто такие, например, румыны? Даки они или маргинализированные римляне? Какую бы территорию мы ни взяли, она будет свидетельствовать о чехарде народов в своих границах. Однако любая территория имеет цель, имеет смысл, совершенно не относящиеся к геополитике.