Чингиз, Тимур – всё это в последующем провалилось. Чингиз очень быстро провалился. Тимур опирался на тюркскую воинскую аристократию, которая разошлась по всему евразийскому пространству от Малой Азии до Китая, и это было более успешно. Потом Османы. Османы тоже воинский проект.
Если говорить обобщающе, то что мы можем сделать в качестве вывода? Что такое империя? Империя – это синтез власти как сакральной вертикальной организации общества и насилия, которое прямо ассоциируется с властью, повенчано с нею. Это единство власти и насилия является сакральным в глазах подданных, в глазах подавляющего большинства. Насилие чётко ассоциируется в данном случае с властью. Но, если мы вспомним жреческий подход к этому (в более архаических вариантах, когда жречество правило открыто), жречество дистанцировалось от насилия: оно это передавало всё, как у Платона в «Республике», воинам. Воины при этом не были сакральными, насилие не было сакральное, они были просто «полицейские», блюдущие порядок на улице. А тут всё это возвышается до статуса автономной мистерии, которая стоит «над». Ну и, конечно же, выходит за всякие этнические границы, потому что в этнических границах это всё не построишь. Тут должен быть некий моментум, некая масса. Всё это прошло.
Когда вы перечисляли великие империи, которые помнит человечество, это всегда воспоминания, связанные с гордостью: великий Рим, великая Британия, Османы, Российская империя, сегодня, допустим, это империя США, – так или иначе за каждой империей в общественном сознании существуют какие-то представления о Золотом веке (как американцы о себе говорят, что «они – капитаны Вселенной», и вся нация этим гордится), так или иначе многие страны вспоминают о своих империях и гордятся этим. Почему же Вы думаете, что имперский путь стал тупиковым?
По одной простой причине: каста воинов проиграла приблизительно сто лет назад – проиграла жрецам, и она вытеснена в социальный, в политический маргиналитет. Она сегодня перешла на позиции противостояния с мировым порядком, она не является больше системным элементом мирового порядка. Каста воинов не может быть подчинена жрецам в классической форме, и жрецы не доверят ей ничего. Они заменили воинов давно – уже через либеральный порядок, организованный ими из-за кулис, – они создали бюрократический институт современных вооружённых сил, который с началом абсолютизма отменил эту касту…
Недавно видел фотографию четырёх министров обороны стран Европы: сидели четыре женщины – четыре министра обороны. И это уже какой-то смех над кастой воинов…Каста воинов уже давно выброшена из основных исторических игроков в своём пространстве. Не случайно либералы приведены на первый план, потому что либералы – это втёмную разыгранные, бессознательные инструменты жречества. Сами либералы искренне верят в материализм, в скепсис, в синхрофазотрон, во второй закон термодинамики, они от «аргумента тела» считают, что главная цель человечества – это повышение гедонистического наслаждения комфорта в холлах пятизвёздочных отелей, на пляжах. Это, как они представляют, и является целью. А за их спиной стоят люди, которые сегодня, например, в Голландии встречаются. Но они тоже не вершина, они только фасадная часть, которая показана обывателю. Обыватель с недоумением и восторгом следит за этой встречей, обсуждает её («тысячу лет не было её, вот встречаются; судьбоносно; что же они скажут друг другу?»). Что они сказали – совершенно непонятно. По крайней мере то, что объявлено, – явно не то, что всерьёз обсуждалось. Но дело в том, что они только представляют некий истеблишмент. Незримая-то часть уходит далеко-далеко за пределы понимания толпы. И либералы обслуживают это, они обслуживают это фасадом.
Сейчас они тоже уже исчерпались – скорее всего, либералы будут уходить. Но это не значит, что касту воинов кто-то позовёт назад. Потому что когда на место либералов придут традиционалисты, более удобные для жрецов, то силовым элементом будут какие-то избранные на статус жандарма государства, возможно, даже и частные военные компании, к чему дело идёт всё больше и больше. Потому что вопросы в Афганистане, в Ираке, мы видели, решали частные военные компании, которых численно было не меньше, чем сотрудников министерства обороны США.