Познание смыслов. Избранные беседы - страница 20

, это сконденсированное жизненное время мириадов человеческих существ, которые прошли и оставили свой след в виде соборного капитала. Всё, что мы видим – это плод бесчисленных поколений, включая рабов Рима и Древнего Египта: любой камень, любое, на что мы посмотрим, – от станков с цифровым управлением до садов с пальмами, высаженными где-нибудь на Крите, – это всё конденсированное время мириадов существ, которое оценивается, переоценивается (в том числе задним числом). Например, особняк, построенный в XIX веке, сегодня объявляется памятником истории и стоит в сто раз больше, чем он стоил при постройке. Черепок, который не стоил в момент создания кувшина ничего, – через три тысячи лет его достаёт археолог, и это уже на вес золота или дороже, потому что это свидетельство какой-нибудь пупырчатой культуры.

То есть всё, что мы видим вокруг себя – это и есть наше общество, включая наших предков и того, что они нам передали?

Хозяин жизненного времени умерших. Общество – это «книга мёртвых». И на самом деле этот хозяин – это не человеческий фактор. В целом это некая система, когда живые предстоят сокровищнице смерти, сокровищнице прожитого времени, прожитого бесчисленными поколениями, которые сконденсированы в некоем факте, здесь и теперь поставленном перед нами.

Когда я говорю «хозяин», имею в виду само общество и не имею в виду персонально какого-то хозяина. Я имею в виду Хозяина с большой буквы. Я имею в виду Хозяина, отчуждённого от человеческого фактора. И это он решает, это не кто-то навязывают обществу, это общество ведёт игру, и оно приказывает Америке вести себя так, а России этак, а Ирану и Китаю ещё как-то. Потому что это всё – пешки внутри этого социума. Государства и нации с их цивилизационными матрицами – они как клетки в шахматах.

Кто же тогда определяет поведение этих пешек?

Это очень хороший вопрос. Мы исходим из того, что социальное бытие съело все реалии большой жизни. В начале времён, в глубокой древности человек типа царя Одиссея или Ахилла предстоял, с одной стороны, природе, виноградникам, морю, с другой стороны – Олимпу. И он обращался к Олимпу с тем, чтобы тот повлиял на эту природу, чтобы она была добра к нему. Было два фактора: природа и Олимп. И вот, этот человек, который перед этим стоял, – индивидуум с экзистенциальным центром. Общество было не более чем посредником между Олимпом и природой – с жрецами, с пифиями и так далее. Но мало-помалу этот посредник стал всё пожирать. Он съел и Олимп, который стал, как я уже сказал, просто институтом внутри этого социума, он съел эту природу, и теперь он хочет, как Цирцея – Одиссея, пожрать и превратить его в какую-нибудь свинью, которая забыла о том, куда она плывёт и какое у неё назначение в жизни. Общество – это не человеческий элемент, это элемент, я бы сказал, инфернальный. Общество – это инфернальный[18] элемент.

В своё время говорили «сердце царёво в руце Божией» или «султан – тень Аллаха на земле». И так говорили, конечно, попы всех цивилизаций. Они говорили, что фараон, кесарь – «помазанник божий» и так далее. Я думаю, что здесь есть глубокая правда, только она вывернута с чёрного на белое. И на самом деле всё обстоит наоборот. Общество в лице своих лидеров, в лице своих руководителей, и само оно (руководители же они тоже пешки, которые обслуживают общество) – это абсолютно инфернальная вещь.

То есть, проще говоря, это все дьявольские штучки?

Это не дьявольские штучки, потому что это снижает. Я бы сказал, что это Денница. Я не говорю «Сатана», потому что у людей сразу возникает идея о вилах, крыльях и так далее. Я скажу так: Денница. Денница в том смысле, что это такое светозарное существо, Аполлон. Денница с точки зрения единобожников – это Сатана. Аполлон – это Сатана. Но просто мы должны понять, что в данном случае это Бытие как таковое. Потому что Бытие как таковое противостоит Духу. А Дух непосредственно воплощается в том самом нашем индивидуальном сознании здесь и теперь, в том самом интимном присутствии, которое тесно связано с ощущением неизбежной смерти, которая является тем, что отличает нас от всего, – от камня, от животного, – потому что для них смерти нет. И для людей с гештальтом – у которых сознание заменено гештальтом и баночкой колы в руке, – для них тоже нет смерти. Для них есть только гибель. Для собаки есть гибель, для неё нет смерти. Смерть есть только для людей, у которых есть абсолютная рефлексия внутрь себя. И общество является ненавистником и врагом этого. Это «книга мёртвых», которая играет на повышение стоимости того капитала, который она изъяла из жизни живших и превращает в линейный прогресс, в линейное бесконечное будущее.