Она не полюбила Пабло, но она не могла забыть его. Она изменила с ним всего лишь раз, и когда он предложил ей снова навестить его, Кончита отказала. Быть может, из страха, что после повторного пребывания в его доме она полюбит его, а быть может, и из страха, что не сможет полюбить его и только испортит оставшееся после первой проведенной с ним ночи впечатление.
И все же разобраться в своих чувствах было не в силах Кончиты. К этому выводу она пришла в ожидании судебного процесса, волнуясь за его исход и за судьбу Пабло.
Могла бы она волноваться, если бы она его не любила?
«Боже, до чего я глупа! — подумала она. — Я совсем забыла о том, что на свете существует еще и дружба. Я страдаю потому, что чувствую к нему расположение, как сестра к брату».
* * *
За несколько дней до процесса они встретились.
Пабло был в скверном настроении, весь этот шум был ему противен, как и все, что было безвкусно, а Кончита, в свою очередь, чувствовала за собой вину, — ведь именно она своими неосторожными похвалами привлекла внимание мужа к книгам Пабло и дала зародиться ревности в его душе.
Муж интуитивно чувствовал, что этот человек, которого он совершенно не знал и представление о котором имел лишь по книгам, может представлять опасность его супружескому счастью.
После того, как на книгу был наложен запрет, а против Пабло возбуждено дело, супруг, возвратившись домой, гордо сообщил, что он лично будет поддерживать обвинение в этом деле.
— И что же?
— Ты услышишь, что я думаю об этой литературе, предназначенной для страдающих бессилием старичков, распущенных девиц и элегантных домов терпимости.
— А кто будет судить?
Муж назвал имена судей. Председательствовать должен был старый судья, у которого играли в рулетку, большой специалист по малолетним, ликерам и вольностям языка, отлично совмещавший все это с председательством в обществе борьбы с порнографией, алкоголизмом и прочим злом.
Судья при исполнении служебных обязанностей и судья в частной жизни были настолько непохожи и несовместимы, что Кончите никогда бы не пришло в голову просить его о снисхождении для Пабло Амбарда.
Если бы судья мог, вынося приговор, рассуждать так, как Он рассуждал ночью за рулеткой, то не было бы никаких сомнений в том, что Пабло оправдают. Но этот человек, который ни во что не верил, во имя охраны общественной морали должен был охранять то, во что верили другие. Просить его было бесполезно. Пабло ожидал обвинительный приговор, вынесенный ему тем же самым судьей, который в частной жизни восхищался им, соглашался с ним, а порой и превосходил его по смелости мысли.
Если бы был другой судья, то Кончита сказала бы следующее:
— Вынесите Пабло Амбарду оправдательный приговор, и я буду вашей возлюбленной.
Но на этого судью подобное предложение не произвело бы впечатления, — его интересовали лишь подростки до семнадцати лет. Увы, Кончита была слишком молода, чтобы предоставить в его распоряжение девочку Этих лет.
И лишь теперь, когда Кончита почувствовала, что грозит Пабло, она начала понимать, что любит его.
Порой женщины влюбляются не в то хорошее, что есть в объекте их влюбленности, а в то хорошее, что они могут для него сделать.
А уже затем, когда влюбленность сменяется любовью, они начинают творить зло.
— Вы имеете право выступления в суде? — спросил Пабло Амбард.
— А почему бы нет? — ответил маленький грязный человечек, завернув кусочек колбасы в жирную бумагу и пряча в карман.
В приемной мирового Судьи на невзрачного и грязного адвокатика набросились с нескрываемым ревнивым любопытством его коллеги, пораженные тем, что столь элегантный и известный клиент доверил ведение своего дела именно ему.
Пабло с первого взгляда выбрал из пяти-шести адвокатов, ожидавших появления какого-нибудь мелкого клиента, самого невзрачного и грязного. Вместо того, чтобы доверить свою судьбу какой-нибудь дутой знаменитости с большим именем, Пабло предпочел поручить ведение дела одному их этих бедняг, что ведут мелкие дела и пишут свои заключения в кафе, в котором они пользуются кредитом, — не в силу большого доверия хозяина, а потому, что последнему никак не удавалось закрыть им кредит.