Не успел Валера подивиться извращённой фантазии автора подобного сюжета, как внезапно брюхо несостоявшейся закуски к пиву лопнуло, и из него бодро выбрался хрупкий смазливый юноша. Одетый в красный парчовый камзол и жёлтые лосины паренёк, протянув руки к обалдевшей девочке, завёл речь. Суть её сводилась к тому, что в далёком далеке космические пираты похитили его, оторвав от материнской груди и планетарного трона в придачу. Мерзавцы забросили его на планету Океан, где он вынужден был скитаться в ракообразном облике до тех пор, пока…
— Дай угадаю, — улыбаясь во весь рот, произнёс Козорезов.
— Пока ты тут угадываешь, твой сюжет уже сожрут, — выдохнул запыхавшийся от погони Муз. — Давай, жми вперёд.
Сзади подоспела Муза.
— Чего он тут застрял? — поинтересовалась она у озабоченного грека.
— Первый раз увидел, — проворчал тот. — У них этот фильм не показывают что ли? Каждая муза над ним рыдает.
— Говори за себя, — огрызнулась девушка.
— Так я и поверил.
— Вилы тебе в зад!
Грек подпрыгнул, жутко заорал, пытаясь выдернуть из себя, хорошо застрявшие четырёхзубчатые вилы. Но слово музы оказалось на этот раз чрезвычайно материальным. Вилы никак не вытаскивались.
— Пока этот клоун пытается сам себя вылечить, — необычно нежным голосом произнесла Муза. — Может, пообщаемся?
— У вас что, разные цели? — удивился Валера.
— Типа того, — нехотя согласилась девушка. — Эти тупые мужики, прости меня Зевс, столь прямолинейны, что редко добираются до победы. Вот знал он про вилы?
Козорезов пожал плечами.
— Всё он знал, — Муза рассержено плюнула на песок. — Поленился даже собственную задницу спасти!
Они присели рядом. Красавица и чудовище в сопровождении говорящих чашек и канделябров, как и прочие их удачные и не слишком копии уже скрылись из виду. Теперь писателю оставалось смотреть, только на пустую тропинку или своих столь разных муз. Один из которых, от души бранясь на древнегреческом всё ещё возился с вилами, а другая, прижавшись к нему разгорячённым гонкой телом, ласково гладила его по голове.
— Давай, всё-таки, о деле, — мягко отстраняясь, предложил он. — Какие цели, по-твоему, у него? Мне до сих пор казалось, что цель у нас общая.
Девушка расстроенно вздохнула, но руку от его головы убрала.
— Мне кажется, — медленно, как бы обдумывая каждое слово, произнесла она, — лично ты для него не важен. Вернее не так, — поспешила она поправиться, — ты, как личность, ему безразличен. Ты интересуешь его только, как автор.
— А автор, выходит, не личность?
— С точки зрения музы, это большой роли не играет. Если играет вообще хоть какую-то. Без автора муза чахнет, и, если долго остаётся в таком состоянии, то и вовсе может сгинуть, раствориться в мировом эфире. А вот личность ли автор, или тряпка половая, это не важно.
— Как это может быть не важно? — удивился Валера.
— Очень просто, — кивнула Муза. — Для бактерий в твоём желудке и кишечнике, которые помогают тебе переваривать пищу, находясь, таким образом, в симбиозе с твоим организмом, без разницы, какой ты человек. Добрый ты или злой, праведник или преступник, личность или тряпка. Для них лишь важно, чтобы ты был жив. Чтобы ты был.
— Автор должен быть, — усмехнулся Валера. — Шоу должно продолжаться! А значит, сюжет необходимо вернуть.
— Только твой сюжет! До других ему нет дела.
А разве мне есть дело до других? Задумался Козорезов. Забрать своё, а остальные пусть пропадают? Стать лучшим! Более того — Единственным! А? Вот только, лучшим на фоне кого? А единственным? Получишь ли удовольствие от этого? Никакой необходимости в собственном совершенствовании, ведь все прочие едва копошатся у твоих стоп, не в силах приподняться выше. Правда, единственное дерево в поле однажды получает от Зевса молнию в самую макушку и ярким пламенем сгорает, на радость тем, на кого столь пренебрежительно взирало со своей недосягаемой высоты.
— Ты только не подумай… — спохватилась девушка.
— Что ты настраиваешь меня против него?
— Да. В смысле, нет!
Девушка стушевалась, и они вместе рассмеялись.
— А что важно для тебя? — с улыбкой спросил он.
— Для меня важен только ты, — глядя ему прямо в глаза, очень серьёзно ответила она.
