Сейчас. Если она собирается сказать ему, она должна сделать это сейчас, пока еще не поздно. Она инстинктивно чувствовала, что Сайлас принадлежит не к тому типу мужчин, которые легко относятся к женщинам. Если она значит что-то для него… если он любит ее, то он должен знать, что она никогда не сможет подарить ему детей.
Когда Сайлас почувствовал, что больше не выдержит, он взглянул на ее лицо. Ее глаза были закрыты, легкая морщинка пролегла между бровей. Ресницы спокойно лежали на щеках, как невероятно хрупкие шелковые веера, — она напомнила ему почему-то вдруг сказочную Спящую Красавицу, которую Прекрасный Принц должен разбудить поцелуем.
Раздражение Сайласа разгоралось из пламени все более всепоглощающего чувства. Господи, она ведь уже была замужем — почему же у него такое чувство, будто он первый! Он мог поклясться, что она хочет этого так же, как он, но что-то ее сдерживает.
— Ты предохраняешься? — прямо спросил он.
Рейн поняла не сразу и горько улыбнулась.
— В этом нет необходимости, — прошептала она. — Сайлас, пожалуйста, не разочаруйся во мне, если я… я не смогу ответить.
Так вот в чем дело! Тихо выругавшись, он поднялся и сел на край кровати, подперев голову кулаками.
— Господи, женщина, что же ты делаешь со мной?
Потрясенная, она перекатилась на живот и уткнулась лицом в его подушку, ощущая даже запах его мыла, даже слабый горьковатый запах его тела. Она не хотела прекращать это. Она хотела только предупредить его.
— Давай поговорим. — Хотя ее голос звучал глухо из-за простыни, которую она натянула до самого подбородка, он ее услышал.
— Поговорим! — взорвался он. — Послушайте-ка, леди. Вы чертовски неудачно выбрали для этого время.
Полностью позабыв о том, что она раздета, Рейн перевернулась, умоляюще глядя на него мокрыми от слез глазами.
— Пожалуйста!
Он поднялся и пересек комнату, чтобы открыть новую пачку сигарет и засунуть одну из них в рот. Он высек огонек только после нескольких судорожных попыток. В коротких вспышках она увидела новое, напряженное выражение на его обветренном лице, когда он повернулся в ее сторону. Нисколько не беспокоясь о том, что не одет, он выпустил струю дыма.
— Говори, — приказал он.
Рейн села, натянув на бедра уголок светло-коричневой хлопчатобумажной простыни. Глаза его, не отрываясь, смотрели на нее, и она обнаружила, что руки ее постепенно скрещиваются на груди. Она продолжала молча смотреть на него, стараясь найти хотя бы признак нежного, заботливого мужчины, которого полюбила.
— Ну, давай же. Чего ждешь? Я весь внимание.
Так она не могла. Сдавленно всхлипнув, она вскочила и бросилась к двери, вспомнив о скомканной одежде только перед дверью в кухню. С достоинством, взращенным долгими годами тренировки, она повернулась и собрала свои вещи, не забыв даже натянуть еще влажную комбинацию, пока Сайлас прожигал взглядом ее спину. Если она с кем-нибудь столкнется, прежде чем вернется в комнату, она просто объяснит, что попала в бурю.
Но буря в ней самой не утихала. Где-то на другой стороне дома Сайлас, наверное, ругает ее на чем свет стоит. Она не могла его обвинять. Она неправильно взялась за это с самого начала, если вообще можно взяться за такую вещь, как любовь. После первого же легкого поцелуя нужно было выложить все карты на стол, но откуда же ей было знать? Она могла тогда поспорить, что есть только один шанс против десяти миллионов, что она снова влюбится. И, конечно же, не так скоро. И не в такого человека, как Сайлас Флинт.
Одно было ясно: Сайласа не интересовало ни ее имя, ни ее деньги — ничего из того, что Мортимер может оставить ее ребенку. Фамилия Эшби-Сторнуэй ничего здесь не значила. А что касается ее личных сбережений, то дай Бог, чтобы их хватило на дорогу домой.
Сайлас сломал сигарету и рассеянно потянулся за новой. Заметив, что он делает, поморщился. Он держал пачку в ящике туалетного стола уже несколько месяцев, чтобы проверить силу воли. Она была железной — до сих пор.
— Не может же она быть совершенно неопытной, — бормотал Сайлас, задумчиво потирая щетину. Черт, про щетину-то он и забыл. Он побрился утром, но ему и в голову не пришло, когда он оставил Ларса и поспешил в галерею, что дело повернется именно так. — Да кого, черт возьми, ты пытаешься обмануть, Флинт?
