Не обращая внимания на не вполне искренний протест, он повел ее на свою половину.
— Идем, ненаглядная, нужно поскорее снять с тебя эту мокрую одежду, чтобы я мог тебя согреть. — Голос его был таким же неровным, как у нее, а движения — странно порывистыми.
— Сайлас, ты должен знать…
Что я тебя люблю, закончила она про себя. Если любовь означает эту ужасную, настоятельную необходимость, сочетающуюся со стремлением защитить его от боли, тогда она знала, что любит его сильнее, чем вообще можно любить.
Так ли это было важно? Не все мужчины так считают — только те, которые стремятся обеспечить себе большое наследство, как можно быстрее произведя на свет наследника. Сайлас был не таким — и, Господь свидетель, она так чувствовала его, что это успокаивало ее собственные сомнения.
Сайлас быстро снял с себя рубашку, швырнув ее на стул. Он начал развязывать шнурок у ворота ее кофточки в крестьянском стиле, и Рейн невольно вздрогнула, когда его пальцы коснулись ее шеи.
— Тебе холодно, дорогая? — Он осторожно снял через голову кофточку, оставив ее прикрытой лишь двумя лоскутками шелка цвета слоновой кости.
— Нет, — прошептала она.
Холодно! Она вся горела. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного, даже в самом начале их совместной жизни с Полом.
— Сайлас, я думаю, ты должен кое-что обо мне узнать. — Несмотря ни на что, она чувствовала, что не может избавиться от груза вины и бессилия, с которыми оставил ее Пол.
— Я знаю о тебе самое важное, любимая, — прошептал он, медленно опуская бретельки комбинации с ее плеч. — Я знаю, что ты значишь для меня. Мне неважно, откуда ты, какой была твоя жизнь до этого. Рейни, я сделаю тебя счастливой — только дай мне шанс.
Она стояла в лифчике и трусиках, и все, о чем она так мечтала, было теперь в ее руках. Но есть ли шанс? Мог ли доктор ошибиться? Мог ли Пол ошибиться? Ее бесплодие объяснялось физическим строением, но какая же женщина может быть чувственной и пылкой, если ей постоянно твердят, что она не женщина, что она пустышка, не нужная ни одному мужчине?
Сайлас коснулся языком жилки, бешено бившейся на ее шее. Она прочла как-то, что фригидных женщин нет, есть неумелые любовники. Сайлас заставлял ее поверить в это.
— Почему ты такая грустная, милая? Разве ты не знаешь, что занятия любовью должны доставлять радость! Посмотрим, смогу ли я заставить тебя улыбнуться.
Рейн утопала в золотом сиянии, струившемся из его глаз, а он снял с нее лифчик, поймав полукружья ее грудей в свои ладони. Она услышала, как у него перехватило дыхание.
— Я знал, что ты совершенна.
— Это правда, Сайлас?
— Даю тебе слово, ненаглядная Рейни. Если бы ты была еще более совершенна, я бы не выдержал этого. — Он улыбнулся такой неповторимой своей улыбкой и перенес эту улыбку на ее губы в поцелуе, который начался так нежно и все никак не мог кончиться. Оторвавшись от ее губ и прерывисто дыша, Сайлас снял ботинки и брюки, и Рейн не могла отвести глаз от его красивого мускулистого и худощавого тела. Темно-золотистая дорожка спускалась с широкой груди на плоский живот и дальше, вниз. Она конвульсивно глотнула, почувствовав, что изнутри ее обдало жаром.
Сайлас поднял ее, отнес на свою постель и тщательно расправил простыни. Рейн всей спиной, всеми своими нервными окончаниями ощущала грубую хлопчатобумажную ткань.
Повернувшись к Сайласу, она положила руки ему на грудь, невольно желая остановить его, и кончики ее пальцев коснулись пары крохотных твердых, как железо, бугорков, запрятанных в темных завитках волос.
— Господи, милая, твои прикосновения подобны молнии, — простонал он. Притянув ее к себе, он прижал ее руки к своей груди, и она почувствовала натиск его твердого тела и податливую мягкость своего.
Он взял ее руку.
— Дотронься до меня, ненаглядная моя, ты не представляешь, как хочу я твоего прикосновения. — Он повел ее руку в захватывающее путешествие, после которого у нее не осталось никакого сомнения в том, как она на него действует. Она чувствовала каждый удар его сердца.
Возбуждение Рейн достигло такой степени, что временами она то теряла сознание, то вновь приходила в себя. Она смутно различала неяркое солнце, смотревшее в высокие окна рядом с кроватью. Оно блестело на гибких мышцах спины Сайласа, который нагнулся над ней, покрывая ее тело дорожкой медленных легких поцелуев, перенося их с одной маленькой трепещущей груди на другую, а потом неспешно спускаясь все ниже и ниже. Его руки охватили ее колени, а пробивающаяся на лице щетина невероятно возбуждала ее, касаясь живота.
