Перочинным ножичком, который обычно ношу с собой, я все-таки поддел снизу массивную дверь. Спустился вниз, вышел на улицу, обошел дом с другой стороны. К сараю была привязана большая лестница. Я отвязал ее и, приставив к крыше, поднялся на уровень второго этажа.
Сомнений не оставалось: в распахнутых ставнях еще торчали длинные гвозди с большими круглыми шляпками, какими приколачивают к крыше листы шифера. Еще недавно ставни были крепко прибиты к оконным рамам. Открыть их изнутри было невозможно, во всяком случае, для немолодой женщины, которую к тому же морили голодом.
Что от нее хотели? Чтобы она отдала деньги и драгоценности? Изменила завещание?
Инна Ивановна повесилась не от того, что невмоготу было расстаться с домом или деньгами. Ей страшно стало, когда она поняла, что осталась одна, что от нее отступились все близкие люди, что ее готов убить самый дорогой человек.
Кто это сделал? Грибов? Григорий? Марина?
Когда я спустился вниз, там стояла Марина с медным чайником в руках, гордостью Инны Ивановны. Увидев мое лицо, она швырнула в меня этот чайник. Я и не подозревал, что в ней таится такая сила. В чайнике был кипяток.
Пока я связывался с районом, пока вызывал милицию, Марина не промолвила ни слова. Мне тоже не хотелось говорить.
Обыск на ее квартире в городе был недолгим. Драгоценности Инны Ивановны с ее собственноручной описью лежали в жестяной коробке из-под чая.
А у меня болели обожженный кипятком бок и кисть левой руки. Могло быть хуже, но спасла длинная кожаная куртка на меху, подарок жены. Я дул на руку и думал о том, что жена будет ругать меня за испорченную кожаную куртку. Говорила же она мне, что на работу надо надевать что-нибудь похуже.
Сначала он обратил внимание на ее стройные ножки, которые неторопливо проследовали мимо него. Он заинтересованно поднял голову и осмотрел остальное.
Девушка была просто одета, но очень красивая. Стройная фигура, но не худосочная, с высокой грудью. Ее главный недостаток состоял в том, что она была сильно накрашена — это делало ее вульгарной. Девушке на вид было лет двадцать пять. Она моложе его почти на целую жизнь.
Он заказал в баре два бокала шампанского и подсел за ее столик:
— Могу ли я вас угостить?
Из всех вариантов ответа она выбрала самый простой:
— Конечно, я люблю шампанское.
Он представился:
— Константин Петрович, Костя.
Она кокетливо склонила голову:
— А я Катя.
Они чокнулись. Он многозначительно сказал:
— За вас!
Она держала бокал у губ и насмешливо смотрела на него: ну, что теперь последует? Шампанское в бокале красиво переливалось в приглушенном свете. Пузырьки стремительно рвались наружу. Он тоже торопился.
— Могу ли я пригласить вас поужинать? — спросил Константин Петрович.
Она кивнула:
— С удовольствием.
На аппетит Катя не жаловалась.
За столиком в углу сидел мрачный бугай в кожаном пиджаке, который с неудовольствием наблюдал за веселящейся парочкой. Он ничего не пил, только ел. Спиртное на работе запрещалось, вот он и страдал. Наверное, ему было обидно, что есть на свете такие вот удачливые и богатые люди, которые могут позволить себе наслаждаться жизнью.
За вечер они выпили две бутылки шампанского. Это коренным образом улучшило их представление об окружающем мире. Катя поглощала шампанское, как губка. Это наполняло сердце Константина Петровича надеждой. Допив очередной бокал, она недвусмысленно посмотрела на часы:
— Вообще-то уже поздно.
И она вопросительно посмотрела на него.
— Я с вами, — сказал Константин Петрович.
Он расплатился, и они, хохоча, вывалились из кафе. Он уже непринужденно обнимал ее за талию.
— Мы можем поехать ко мне, — предложила она.
Он поймал машину.
По дороге он — по ее просьбе — купил розового мартини, апельсиновый сок и еще одну бутылку шампанского.
Они поднялись на четвертый этаж. Катя долго шарила в сумочке, прежде чем нашелся ключ.
Она сбросила туфли и повесила сумочку на крючок. Он снял обувь и пиджак и попытался ее обнять. Она выскользнула из его объятий, многообещающе сказав, что вернется через минуту, и босиком побежала в ванную.
Константин Петрович уселся в кресло и от души хлопнул пробкой от шампанского, сам себя поздравляя с победой. Надорвал пакет с соком и налил мартини в большой бокал — на пробу.