– Покажете мне его? – хрипло спросил он.
– Волнуешься?
– Еще бы нет. Кто меня второй день к этому готовит, не вы разве?
– Мы, – удовлетворенно подтвердил Николаю большой мужчина в кресле. Пристукнул открытой ладонью по столу. – Ты уже понял почему?
– Не понял. Но почувствовал. По намекам.
Николаю хотелось сплюнуть прямо на пол, прочистить горло как следует, но родительское воспитание возобладало.
– Ну так пошли.
Полковник аккуратно закрыл все окна на ноутбуке, вышел из рабочей сессии, погасил двумя нажатиями кнопки пульта настенную видеосистему. Встал. Улыбнулся. Снова криво, как раненый.
Николай тоже поднялся, встал поровнее, ноги вместе. Спина уже почти не болела, да и голова начала забываться. Полученной за последние десятки минут информации было достаточно для того, чтобы переключиться. Это работало всегда, сработало и сейчас.
– Какие-то еще инструкции будут к этой встрече? – спросил он и тут же пожалел, что «не выдержал марку». Понятно, что полковник без инструкций не обошелся бы, сказал бы все сам.
– Ничего не рассказывать о происходящем снаружи. Вообще ничего.
– Пусть думает, что нападение отбито с большими потерями для нападающих?
– Да какое нападение? Мелкие провокации на границах! Теперь и политикам будет чем заняться, и журналистам, но это все! И убитые им 15 человек – это «новость дня» для всего мира. Уловил атмосферу?
Николай только кивнул. Сказанное не слишком совпадало с тем, что он продумал про себя минуту назад, после последнего «почему», но, может быть, потом ощущения и сгладятся.
Уже когда дверь была заперта и они шли по коридору, полковник остановился. Причем так резко, что избежать толчка ему в спину удалось с трудом. На дороге такое называется «подстава».
– Слушай, а я все-таки спрошу, потому что вдруг между нами непонимание. Про это же самое «почему»: это ты о чем подумал?
Николай помолчал, качнувшись на носках, повел плечами. За окном был глухой двор, и понятно почему – в такой конторе, как эта, окна на улицу не выходят.
– Вы думаете, меня отпустили?
Полковник посмотрел с высоты своего роста, взгляд был тяжелый.
– Я по всем признакам не мог спастись. Меня должны были взять на границе. Даже если реально не заметили «коготь» на проверке – взять сразу после, уже на горячем. Под потолком была камера наблюдения. Вероятность того, что она была выключена, или того, что шла просто в запись без дежурного оператора наблюдения, конечно, есть. Но, на мой взгляд, не сильно высокая… Значит… Значит, наблюдали за всем происходящим, но все равно решили не арестовывать. Хочется надеяться, что вы продолжаете мне доверять, что не полагаете, что меня успели перевербовать за эти часы. На кой черт я бы им нужен, конечно? Но вы не можете такую возможность отметать совсем. А скорее склоняетесь к тому, что я буду использоваться ими «вслепую», что зачем-то им это надо. И значит, на меня будет какой-то выход, будет какой-то канал. Этот канал вам и требуется. Так?
– Неплохо, – коротко кивнул полковник. – Довольно неплохо, хотя и не на отлично. От тебя я ожидал бы более тонкого анализа. Такого нетривиального, искрометного, с переносами и далекими проекциями в другие сферы! Но и так ничего.
– За шизофреника держите, – глухо буркнул Николай.
– Нет, почему же?
– Тогда за параноика. По описанию похоже.
На этот раз оба помолчали. Во дворе было серо, сверху вниз падали одинокие снежинки.
– Представляешь, каково сейчас тем, кого параноиком считали вообще «на высшем уровне»? В профессиональной среде? Среди дипломатов, военных? Экономистов, самое главное?
Николай просто пожал плечами: в экономике он понимал, как свинья в апельсинах.
– Вот раньше, понятное дело, плохой тоталитарный маршал Сталин не верил догадливым и смелым разведчикам и поэтому проспал вражеское нападение, что стоило стране миллионных жертв. А сейчас образованные и эффективные специалисты по государственному управлению не верили глупым или просто сумасшедшим военным, которые анализировали динамику числа батальонов потенциального противника на каждый километр дистанции от государственной границы, боевых самолетов и вертолетов в пределах боевого радиуса действия и все такое. Некрасиво это для них звучало: «боевого, боевого»… Недостаточно эстетично.
