1-я бронетанковая дивизия Армии США пересекла Калининградский анклав Российской Федерации по дорогам, максимально удаленным от основных очагов сопротивления, наискосок через юго-восточную его оконечность. Но и этого хватило, чтобы у многих сформировалось предчувствие: да, потери точно будут. Разумеется, для такого заключения не нужно быть гениальным прорицателем: понятно, что проведение миротворческой операции на территории России – это совершенно не то же самое, что ее проведение на территории Югославии и тем более Гренады или Панамы. У русских есть современная ПВО, некоторое количество современной авиатехники всех классов и очень, очень много всего прочего. Но одно дело – видеть это на бумаге, с деловым видом записывать в блокнот отдельные вводные из видеопрезентаций на десятках брифингов подготовительного этапа, и совсем другое – ожидать кожей, что вот сейчас русские проснутся и бросят на тебя все, что у них есть. Или пусть почти все, потому что часть уже сожжена первым ударом, захвачена в полусотне километров от границ на обнесенных колючей проволокой «базах временного хранения военной техники» без аккумуляторов, боеприпасов, электроники, без экипажей, наконец. Ну, вот сейчас они придут в себя, оправятся от неизбежного первого шока. Торопливые техники в измазанных черными жирными пятнами комбинезонах уже свинчивают переходники с заправочных горловин топливных баков, специалисты по вооружению бегут вдоль крыльев боевых самолетов, гроздьями выдергивая оранжевые и красные страховочные ярлыки предохранителей из корпусов авиаракет. Моторы уже ревут – сотни и тысячи моторов, – пилоты уже катят свои машины по рулежкам, напряженно вслушиваясь в скороговорку в эфире; земля дрожит под весом сотен танков и бронированных самоходных орудий, начавших свое движение от стен своих обжитых боксов на территории десятков военных баз. Вот сейчас, сейчас начнется! Мы уже взяли Калининградскую область, уже превратили ее в Зону урегулирования «K». Мы уже высадили десанты на Сахалине, Камчатке, в стратегических точках на побережьях Японского, Охотского и Берингова морей. Мы, 1-я бронетанковая дивизия, уже прошли Литву и Латвию, сожгли опустевшие пограничные заставы в том месте, где Новорижское шоссе упирается в Европу. Тремя растопыренными в стороны остриями бригадных боевых групп мы последовательно прошли Себеж, Идрицу, Пустошку, Новосокольники, это больше ста миль по русским дорогам и по бездорожью! Где вы? Где ваш удар? Где ваша армия, которую мы, граждане цивилизованного мира, боялись столько десятилетий, потом начали презирать, но все равно по привычке боялись? Почему на нашем пути нет никого, кроме отдельных бойцов с ручными пулеметами и штурмовыми винтовками, а в других, самых поздних по времени случаях – нескольких отделений, взводов, пусть сводных рот под командованием младших офицеров? Нескольких БТР и МТ-ЛБ? Ну? Пора?
И знаете, что самое важное? Ожидание русского контрудара и неизбежное крупномасштабное приграничное сражение, с сотнями единиц потерянной боевой техники всех видов, с расходованием стоящих многие миллиарды долларов боеприпасов, с гибелью в бою тысяч – впервые за десятилетия – тысяч своих солдат и офицеров… Все это было приемлемым для военного и политического руководства государств, запустивших крупнейшую миротворческую операцию в истории, сделавших ее реальностью. Лишь бы не было другого, лишь бы русские не решились на применение любого из компонентов их обширного арсенала оружия массового поражения либо всех их вместе. А они не решились, как и было обещано военным с самого верха. И теперь наверняка не решатся, потому что кто сказал «А», тот скажет и «Б». Так ведь, кажется, говорят? И не каждому генерал-майору, очень не каждому, известны в подробностях или хотя бы в обзорном виде факторы, сыгравшие ключевую роль в том, что так оно и случилось и что так оно и будет. Но можно догадаться, потому что позади у них Ирак и Ливия, и позади Югославия, и в целом позади Афганистан. И уже ясно, насколько для многих становится очевиден выбор между «тебя повесят перед телекамерами» и «будешь доживать в комфорте», когда это уже перестало быть неочевидной, отдаленной теорией, когда война уже началась. Именно это, именно
