– Связь?
– Уже вся, сэр.
– Доклады?
– Пару минут, сэр.
Капитан вышел из кабинета, оставив дверь в приемную полуоткрытой. Иначе было никак: от оборудования, установленного непосредственно на его стол и на второй, журнальный столик в дальнем углу, тянулись толстые жгуты проводки. Черные, белые, ярко-желтые провода с наклейками и торчащими ярлыками – все это еще больше усиливало возникшую у него аналогию с «многоножкой». Красивой, сильной и быстрой. Очень быстрой.
Аккуратно приподнимая ноги, он подошел к окну, на всю высоту закрытому плотными шторами, почти не пропускающими свет. Все яркое освещение в кабинете было искусственным. Сдвинул край шторы вбок – снаружи, как и ожидалось, оказался двор. Отлично. Вернув штору на место, генерал так же по-аистиному прошагал к своему рабочему месту, уселся в дорогое кресло и быстро подстроил его высоту и расположение спинки под себя. Никаких оставшихся от прежнего хозяина лишних деталей на столе уже не было: ни фотографий, ни записочек. Стояла пустая кофейная кружка, его собственная, лежал желтый деревянный карандаш с ластиком на конце и совершенно чистый блокнот для записей, это все.
– Капитан?
– Да, сэр? – Молодой офицер заглянул в дверь.
– Я жду доклад от 1-й бригадной боевой группы в течение пяти следующих минут.
– Да, сэр.
Генерал-майор удовлетворенно кивнул. Когда этот парень говорит «да, сэр» таким тоном, это означает, что все идет неплохо. Что снаружи не ломятся в двери русские парашютисты. Что «маршрут следования» от места, где он в последний раз имел сеанс связи с бригадными боевыми группами и конкретными батальонами в их составе… Оттуда и до двора этой школы… Что этот маршрут не уставлен пылающими «Страйкерами». Но «неплохо» вовсе не значит «идеально». Все совершенно не было идеально, и это заставляло его непрерывно испытывать напряжение. Было бы глупостью предполагать, что будет иначе, но рост интенсивности сопротивления русских частей и подразделений был очевиден. Первые людские потери дивизия понесла в десятке миль от границы русского анклава, первые безвозвратные – в двух десятках, первые потери в технике – уже на территории континентальной России. Это были отправные точки некоей «диаграммы Ганта», но с тех самых пор в его голове невидимо откладывался уже полноценный линейный график: столько человек – санитарные потери, с расщеплением на легкораненых и раненных тяжело; столько – безвозвратные. Техника, включая легкую гусеничную технику, колесные бронированные машины, колесные транспортные машины, пилотируемые и беспилотные летательные аппараты разных типов. Ни одного танка дивизия еще не потеряла, но иллюзий генерал-майор не питал: если русские начали по одному и по два жечь «Страйкеры» и грузовики, появление всей остальной номенклатуры его техники в списках поврежденных и уничтоженных машин всего лишь вопрос времени и дистанции.
Он знал, как далеко расположены Великие Луки от одной границы, от другой границы, от обеих русских столиц, от ближайших крупных русских городов. Это был значимый узел коммуникаций, взятие которого позволяло бригаде пересечь важнейшую рокадную дорогу: региональное шоссе Р51/Р57. Интересно и показательно, что более крупное шоссе М20/Е95 – точнее, его сегмент южнее Пскова – уже потеряло свое значение для русских: подразделения миротворческих сил уже перехватили его в нескольких местах. 35-я пехотная (механизированная) дивизия – южнее Пскова, 1-я кавалерийская и 12-я механизированная дивизия Бундесвера – в районе Опочки, его собственная 1-я бронетанковая дивизия – в районе Великих Лук. А ведь «М» в индексе шоссе это значило «Москва»!
Совершенно нельзя сказать, что этот первый, самый примитивный успех, достигнутый на территории опять же континентальной России, то есть вне территории ее бывшего западного анклава, был достигнут руководством межнациональных сил легко, просто и без неожиданностей. Как и ожидалось, сопротивление русских стало осознанным уже через часы после нападения. По-прежнему неорганизованным, спорадическим, но именно осознанным. Все без исключения боестолкновения первых часов операции проходили по одному и тому же сценарию: одиночки или малые группы русских военнослужащих, вооруженных легким стрелковым оружием, открывали огонь по миротворцам. Иногда – довольно квалифицированно выбрав позицию, но это все. После этого следовал «розыгрыш стандартного положения», заканчивающийся уничтожением фанатиков, изредка пленением одного или нескольких. Через несколько часов пришлось вести уже полноценный общевойсковой бой с остатками боеготовых русских подразделений, расквартированных в анклаве, но это был особый случай. Еще через несколько часов обнаружились свидетельства появления того самого «осознанного сопротивления», которое Дана Питтард имел в виду. Снова засады на дорогах, снова попытки навязать огневой бой на ближней дистанции, зачастую в условиях городской или сельской застройки. Группы русских военнослужащих разных родов войск: от пограничников до строевых моряков, не морской пехоты. Отделения и даже взводы, иногда явно хорошо сколоченные. Попытки вести бой организованно, выделяя при организации засадных действий огневую, отвлекающую и сковывающую группы и тому подобное. Первые случаи использования мин разных классов, в том числе управляемых. Первые попытки использовать бронетехнику – бронетранспортеры и бронированные боевые машины разнообразных типов. Причем использовать именно для боя, а не как транспортное средство, несущееся на восток на полной скорости. Слава богу, пока немногочисленные эпизоды применения русскими реактивных гранатометов по любым целям, попавшим в пределы их досягаемости: по легкой бронетехнике, невооруженным транспортам, живой силе, ударным и прочим вертолетам. Потери.
