– А бомбежки? – ровным голосом поинтересовался Николай, когда девушка впервые дала паузу. Голос у нее снова перестал быть живым – удовольствие заканчивалось. Кончалось, если так можно было скаламбурить. Теперь в нем опять было по нулям человечности: сплошная брезгливость, сплошное превосходство. Но, судя по всему, оргазма она все же не достигла, хотя и такие случаи он видал.
Бомбежки, по словам девушки, тоже были не настоящие. В смысле настоящие, реальные, но не вражеские. Свои. Вокруг городов то ли подрывали заряды, чтобы создать видимость вражеских ударов, то ли даже сами иногда бросали пару бомб на пустыри и дома. Для придания хоть какой-то достоверности происходящему.
Желчь подступила к самому горлу и нехотя начала спускаться назад. Достоверности ей не хватает, суке… Интересно, когда ее придут насиловать, всю такую особенную, она тоже скажет себе, что это наемные актеры, изображающие оболваненному населению ужасы якобы вражеской оккупации? Ну-ну…
Он пожал плечами, смачно плюнул на пол перед красавицей, едва не попав на подол пальто, и развернулся, чтобы уйти.
– Вытри!
Вот этого он не ожидал.
– Вытри, я сказала! Немедленно!
Николай представил себе, как из этой красивой, умной, властной девушки течет кровь. В кино показывают не по-настоящему, упрощенно. При тяжелом ранении почти вся кровь может вытечь из человека за считаные секунды. Несмотря на полумрак, он представил себе это очень ярко и даже на мгновение перестал дышать. Сделать или нет? Если он молча уйдет, то это будет в глазах девки яркой победой: быдло бежало, вжав голову в плечи. Но выиграть у таких невозможно в принципе – просто забываешь об этом иногда. О том, что они всегда побеждают.
– Не надо, товарищ лейтенант.
Он обернулся и столкнулся глазами со своими ребятами: Костей и Викой. Интересно, сколько они здесь уже стоят… Интересно, хватит ли им ума не вступать в разговор, ничего не пытаться объяснить.
– Да вы что, бойцы? – сказал он вслух. – Я даже не собирался, чего вы?
Голос прозвучал убедительно. Или нет? В темноте, в дальнем углу, лязгнул затвор.
– Лейтенант!
Николай нехотя обернулся, переключаться с происходящего не хотелось.
– Лейтенант, сюда!
С этим было ничего не поделать. Старшему по званию не скажешь «подожди». Отвернувшись от обзывающей его в спину теми же очевидными словами девушки, он довольно быстро пробрался между рядами к моряку. Тот неожиданно оказался бледен.
– Звали, товарищ капитан-лейтенант?
– Тише. Ты слышишь?
– Что?
Бомбежка – а может быть, обстрел – или кончились, или стихли по крайней мере втрое. Что-то еще бумкало вдали, это чувствовалось, но по ушам уже не било.
– В смысле можно выходить?
– Не то! Вот! Слышишь теперь?
Николай открыл рот и тут же снова закрыл, успев за это время зажать пальцами ноздри и несильно дунуть сам в себя. Да, теперь он тоже услышал.
– Твою же мать, – негромко и отчетливо произнесли сзади.
Это были уже не разрывы. Это стреляли. Довольно близко, раз слышно через две двери.
– Так… Взвод, ко мне!
Ряд светлых лиц разного возраста: младший сержант и оба ефрейтора впереди. Моряк, тоже почему-то ждущий его решения. Чем он там командовал у себя на флоте? Складом? Или преподавал всю жизнь?
– Приготовиться к выходу наружу… Приготовиться к бою! Командир первого отделения!
– Я.
– Выделить головной дозор, три человека.
– Есть… Ефрейтор Кац, рядовые… Ты и ты… Выходите первыми.
– Оружие, боеприпасы у всех?..
Два часа назад, когда он получил эту «команду вышедших в расположение», этот вопрос он не задал. По магазину почти все расстреляли по тем вертолетам. Сколько у них осталось? Это они с Костей и Викой вышли из спокойного, в общем, места, где было полно оставленных при отходе боеприпасов. Как там было у некоторых других, можно было только догадываться.
Все ответили вразнобой, но положительно. По сколько-то было пока у всех. Один боец рядом клацнул зубами и что-то неразборчиво буркнул. Другой негромко, но несколько раз подряд проговорил «ой, мамочка» и «ой, пожалуйста, ну не надо». Третий шепотом, чуть нараспев произнес первые строчки «Отче наш». Дальше, позади, Николаю послышалось: «Ща вам будет… Ща поквитаемся, суки», – но на все это он ничего не сказал, потому что было не до того.
