– Рядовая Петрова, стрельбу закончила.
Она поставила автомат на предохранитель и только теперь начала нормально дышать, а в глазах чуточку прояснилось.
Слева и справа раздавались те же слова. За дисциплиной, точнее, за техникой безопасности здесь следили сурово.
– Разряжай!
Вика выложила второй магазин на мерзлую доску, отстегнула початый и один за другим выщелкнула неизрасходованные патроны в ладонь. Тех оказалось неожиданно много: даже один раз пришлось отложить их в сторону.
– Рядовая Петрова, оружие разряжено, поставлено на предохранитель.
– Смена, к середине. Оружие к осмотру.
– Товарищ капитан, рядовая Петрова выполняла боевую задачу по уничтожению противника в указанном секторе стрельбы. В ходе боя наблюдала: все цели поражены. Боеприпасы израсходованы не полностью, осталось 40 патронов. Задержек при стрельбе не имелось.
Она оттарабанила свое как робот: памятью бог не обидел.
– Ну, Петрова, ты даешь. Кураж поймала?
Вика не нашлась, что ответить. По ощущениям мозги до сих пор включились не полностью. Интересно, у отца так же? Когда он бросает на врага набитую взрывчаткой стальную хрень, весящую черт знает сколько?
Повесив автомат за спину и собрав патроны в карман, Вика пошла за остальными, шумно переговаривающимися, почти веселыми. Почему-то во время стрельб почти забывалось, для чего все это и что там, снаружи. Теперь это накатилось заново.
Когда они менялись, она снова обратила внимание, что атмосфера в отделении и во взводе в целом изменилась. Лица стали более человеческими, более сглаженными. Странно звучит, правда? Но в первые двое суток пребывания в армии Вика была буквально шокирована обилием страшных, некрасивых людей рядом с собой. Непрерывным матом по любому поводу – и вот именно этим, лицами. При этом ей было совершенно понятно «в принципе», что ни одна рота, кроме, пожалуй, каких-нибудь кремлевских курсантов, не может состоять из Аполлонов. Высоких, мускулистых и белокурых красавцев со значительными и вдохновленными лицами. Вроде тех, какие нам показывают в рекламе «Polo Ralph Lauren». Типа вдохновленными перспективной защищать Родину. На самом деле эти ребята и мужики оказались совершенно не красавцами, да и вообще не произвели на нее, уже не девочку, хоть сколько-то достойного впечатления. Некоторые с резкими чертами лица, некоторые с лишним весом, некоторые с плохими зубами. Все это и многое другое во всех возможных комбинациях. Татуировки, в том числе блатные или сделанные под блатные. Прыщи на рожах, а у одного – искусственные шрамы, что всегда вызывало у Вики отвращение. Был скинхед или по крайней мере русский националист, немедленно после появления в казарме громогласно обвинивший во всем происходящем жидов. Был высокий и курчавый парень-еврей, тут же ответивший на это прямым ударом в голову с правой. Драка длилась ровно четверть минуты: по три удара на каждого. Когда их растащили, у еврея была рассечена губа и бровь, а нацик уже начинал багроветь левой половиной лица: его соперник явно владел обеими руками не одинаково хорошо. Вика и все остальные слышали, что орал старший сержант за закрытыми дверями, к вечеру побитых парней поставили мыть сортир вместе, и на следующий день на них двоих было уже совсем страшно смотреть. Но потом отеки с морды спали у обоих, и они вдруг оказались людьми. И остальные тоже, как ни странно, почти все одновременно. Скуластый и сутулый парень с блестящими глазами, которого Вика в старые времена послала бы далеко и конкретно даже не при попытке познакомиться, а при попытке подойти близко, вдруг оказался знатоком песен. Причем не рэперских трынделок, а нормальных: «Наутилуса», Визбора, Высоцкого, Цоя, «The Beatles», старого белорусского «Господина Бользена», песен Евгении Смольяниновой. Негромко, под нос – для себя, а не для других, – но очень чисто. Он пел их, даже когда было совсем тяжело. Это Вику просто шокировало, а потом выяснилось, что одно, или другое, или третье есть у каждого из них. Отвоевавший в Сербии «не-казак» по имени Денисыч очень любил детей и кошек. У него дома были коты и аж трое детей, и он все равно пошел в военкомат. Причем, по его словам, именно не «все равно», а «поэтому»… Один из самых молодых парней, деревенский, неожиданно оказался хорошим рукопашником: даже когда против него вставали офицеры, он кидал и валял их какими-то хитрыми бросками, не даваясь в захваты и уворачиваясь от ударов кулаками и ногами. В батальоне был «физкультурник» в невысоком звании прапорщика. Вот с этим они рубились почти на равных, под общий свист и улюлюканье, и деревенского в конце концов уложили лицом вниз, но запыхавшийся прапорщик утер распоротую в одном из падений щеку и молча показал болеющим сразу два больших пальца. А потом помог уже не похожему на дешевого гопника парню подняться… Мрачный доктор жестко и профессионально делал массаж. В первый раз предложил сам – кому-то из совсем уж немолодых мужиков, воем вывших после «штурмового городка» и полосы препятствий в полной выкладке: с оружием, боеприпасами, в бронежилетах. Потом его начали просить, и он не отказывал, хотя было видно, как устает сам: все же он был постарше большинства. По 10, редко по 15 минут, но мял мужикам и ребятам спины, плечи и ноги, вытягивал мышцы, бил раскрытой ладонью по позвоночнику.
