В Париже городская стена не так порабощала жителей, как в других местах. Городские укрепления не были спроектированы заранее, образуя некие рамки, внутри которых каждому пришлось бы искать возможность так или иначе устраиваться. Скорее, они были выстроены позже, для защиты уже возникшего поселения, и их строители должны были воспринимать его в целом как данность. Вот почему стена Филиппа Августа не стала обручем, который бы превратил городские дома в набор плотных и тесных связок. Между жилищами виднелись просветы, огороды, сады, порой немалой протяженности. Даже на левом берегу Сены, где люди поселились очень давно и в результате застройка была очень тесной, оставались сравнительно многочисленные и обширные возделанные земли, принадлежавшие, например, монастырям кордельеров, якобинцев и викторинцев, а также немало менее значительных участков: в 1269 г. Людовик IX еще имел возможность передать кордельерам принадлежавший ему виноградник в приходе Сент-Андре-дез-Ар. Виноградарство в самом Париже было обычным делом, и виноград рос повсюду — значит, земля имелась в некотором избытке; и надо прежде всего отметить, что в городе не было такого количества молочных лавок, как можно было бы предполагать: коль скоро коров разводили в самом городе не меньше, чем в Сен-Жерменском или Сен-Марсельском предместьях, деятельность посредников была уже не нужна. В общем, Париж во многих отношениях еще сохранял деревенский облик, и обязан этим он был некоторым особенностям своего развития, сделавшим возможным сохранение полей между каменными постройками.
Но хотя между некоторыми домами или группами домов, особенно в восточном и северо-восточном районах города, и оставались обширные пространства и незанятые территории, из этого не следует, что все жители чувствовали себя свободно и могли селиться как им заблагорассудится. Дело обстояло совсем наоборот. Любопытно отметить, что в те (кстати, не столь давние) времена, в века беспросветного рабства, когда вся собственность находилась в руках знати и духовенства, для новых собственников, бюргеров, были характерны сильное чувство «моего» и гарантированное законом уважение к имуществу каждого. Бывало, что на прекрасной улице, построенной в общих интересах, дом какого-то мелкого бюргера выпирал за красную линию: улица из-за него сужается, движение затруднено, экипажам целый день приходится исхитряться как-нибудь разъехаться, чтобы не зацепить друг друга в этом ущелье, но никому не приходит в голову воспрепятствовать мешающему всем собственнику использовать свое право до крайнего предела. Вот почему не приходится ожидать, чтобы в городе, где владельцы земли занимали столь прочные позиции, новым пришельцам было бы легко устроиться. В то время как одни могут жить просторно, в красивых домах с фруктовыми садами, другие, гораздо более многочисленные, вынуждены довольствоваться тесными жилищами, где места для них будет в обрез.
Отсюда — дома с узкими фасадами, где все было устроено так, чтобы использовать всю возможную площадь, где лестницы поднимаются вдоль внешнего угла стыка двух стен, где туалеты, если они есть, выступают из стены, где крошечную клетушку втискивают в малейшую полость, над которой только можно навести крышу, окно которой по типу слухового выходит на скат кровли, где сходятся две неиспользуемых части стены.
Отсюда вместе с тем — как раз потому, что люди жили скученно и их жилища были тесно прижаты друг к другу, — старание четко отметить пределы каждого: маленькие садики старательно отделялись друг от друга стенами, а колодец, даже срединный, выходящий одновременно на два участка, в верхней части разделяли вертикальной стенкой, позволявшей каждому из соседей набирать воду незаметно для другого и не видя другого. Ведь если тебя видно в твоем доме, это ограничивает твою свободу, и при устройстве бань строитель всегда старается оградить их от любопытных взоров жителей соседнего дома.
Впрочем, дома, имевшие разное предназначение, выглядели по-разному. Если дом строился для жилья, то на улицу выходила только его дверь. Если его строили для торговли, он имел окна, служившие витриной. Глухие ставни на шарнирах, сочлененные по горизонтали, открывались одна — вниз, в полуоткрытом состоянии образуя лоток, прилавок, другая — вверх, образуя навес. Окно открыто — значит, лавка открыта; отсюда пошло выражение «продавать в открытое окно», когда речь шла о купце, чей магазин торговал открыто, в соответствии с законом и регламентами.
