За 15 километров до Мекки. 9-40/14 40.
Опять дорога. Опять парад рекламных плакатов. «Сони». «Сейко». «Пепси». «Дети ждут». Впереди — нагромождение сероватых гор. У их гребней ослепительно сверкают под солнцем зубцы первых домов Мекки. Захватывающее зрелище. Похоже на огромную бороду цвета перца с солью, в которой сияет белоснежная улыбка. Снова «Пепси». Затем оживленный перекресток. Обмазанные известью дома, смуглые прохожие, одетые в белое, магазины, где суетятся торговцы.
Вот и Мекка.
Въезжая в Мекку. 10/15 часов.
«Я пред Тобой…. я пред Тобой…» — бормочут верующие, взволнованные, кажется, не столько тем, что автобус привез их в мать городов, сколько тем, что вот-вот придет конец их наказанию. Джидда-стрит — улица всех паломников, затем улица Дворца гостеприимства (Каср ад-дияфа), переходящая в проспект аль-Хаджун, который пересекает самое знаменитое исламское кладбище, почтенную Маалу и выходит к бульвару у Заповедной мечети (аль-Масджид аль-Харам).
Автобус берет южное направление и вливается в поток машин, едущих в центр. Дорога так загружена транспортом, что машины кажутся склеенными друг с другом, как звенья цепи. «Я пред Тобой… я пред Тобой…» — повторяют пассажиры, охваченные нетерпением погрузиться в этот горячий воздух, в братство веры.
Они в «стране безопасной» (Коран, 2:120/126).
Помнит ли эта асфальтовая дорога, но которой в сердце города стремятся тысячи благочестивых людей, как по ней мчались потоки дождевой воды, излившиеся в «чрево Мекки» (батн Макка), во впадину, откуда поднимается мечеть мечетей? «Именно здесь в 630 году Мухаммед со своей армией окружил и взял свой родной город», — рассказывает водитель на своем приятном суданском диалекте. «Я пред Тобой… я пред Тобой…» — отвечает ему хор паломников. Взволнованным голосом, пристально глядя на буфер едущей впереди машины, он говорит о завоевании Мекки, фатх — арабское слово, означающее суд, приговор и разоблачение. Поднимаясь к мечети, он возвращается к временам пророка.
10 рамадана (1 января 630 г.) Мухаммед повел на Мекку 10 000 мусульман. У ее дверей войско зажгло тысячи факелов, и местные жители, увидев это полыхающее море, пришли в ужас. Абу Суфьян, вернувшийся из своей поездки, вынужден был начать переговоры с нападающими. Но, как говорит пословица, «он пошел звать гостей и кончил тем, что ужинал и спал у них». Представитель на переговорах просто-напросто принял ислам и вернулся в город, чтобы сообщить условия пророка: никому ничего не угрожает, если победителя впустят с миром. И ворота Мекки были открыты.
В четверг, 20 рамадана, мусульмане вошли в город, который так долго насмехался над ними, игнорировал их с позиции своего превосходства, издевался над набожностью Мухаммеда. «Теперь, когда вы здесь благодаря милости Божьей, подумайте, братья, о тех, которые шли сюда пешком, покрытые пылью, с опухшими и опаленными ногами, тогда как вы нежитесь в автобусе. Молитесь пророку. Молитва и мир с ним». Двое мужчин уже плачут. Женщины, кажется, думают о своем.
«Где он жил?» — спрашивает полицейский. «В простой хибаре», — отвечает шофер.
Кажется, никто не знает молитвы, которую следует прочесть перед воротами города: «Я пришел к Тебе издалека, обремененный грехами, совершив столько дурного…»
Мусульмане овладели колыбелью посланника без сопротивления и без кровопролития. Или почти без кровопролития. Мухаммед увидел в этом знак свыше, руку Бога и признание своей родины. «Проявлением божественного могущества она освящена отныне и до дня страшного суда, — объявил он, — и война на ее территории не была разрешена ни одному человеку до меня, а мне это право было дано на один час в единственный день». «Аллах Акбар!» — выкрикивают путешественники, прижавшиеся носами к стеклам, чтобы лучше разглядеть свой город: редкие полуразвалившиеся фруктовые лавки, магазины одежды и часовые мастерские. Можно подумать, что мы оказались на ярмарке. Красивые дома, неуклюжие здания, очаровательные, хотя и жалкие домишки в традиционном стиле уступами расположились на склонах оврага.
Аталла шепчет: «Здесь в 1987 году выступили друг против друга иранские паломники и солдаты Саудовской Аравии». Автобус сворачивает вправо, на улицу Ибн аз-Зубайра, одного из заслуженных сподвижников Мухаммеда, участника похода 630 года, который выступил против Омейядов и провозгласил себя халифом Мекки. Затем мы следуем по более узкой улице. Грузовики, фургоны, машины, мотоциклы и велосипеды пролетают мимо горланящих торговцев, многочисленных полицейских, лихорадочно возбужденных паломников, и несметного полчища бродячих кошек и оказываются в халифской артерии. С балконов зданий свешиваются широкие полотнища знамен. Новый поворот направо, и автобус, едва не сбив слепого, останавливается, чуть-чуть не доезжая до взволнованной толпы людей. «Мои поздравления, — бросает водитель, — вы на месте. Вот отель, куда мне сказали вас доставить». «Я пред Тобой… я пред Тобой…» — бормочут пассажиры. «Перед кем это вы?» — любопытствует кабил. «Перед отелем для алжирцев», — отвечает его сосед, показывая на почти незаметную национальную эмблему, прибитую к закрытым оконным ставням.
