Наступление ромеев против сарацин захлебнулось. В 953 году эмир Мосула разбил имперскую армию и пленил ее стратигов, в том числе отважного сына доместика схол Востока Константина Фоку. Арабы перешли в решительное наступление. Остановить натиск военных профессионалов с помощью мобилизации военнообязанных крестьян (стратиотов) оказалось невозможно (воссозданием имперской пехоты займется позже только император Никифор Фока). В византийскую армию были призваны наемники со всех концов света, в том числе росы. Уже в 955 году византийцы с помощью росов осадили Хадат. В следующем году росы входили в состав гарнизонов крепостей вдоль сирийской границы. Надо полагать, не без их участия в 957 году был взят Хадат, а в 958-м Самосата[168].
Император прекрасно понимал, что может свободно нанимать воинов на Руси, где князья и их дружины в общем-то никому не подчинялись. Любой воевода мог снарядить ладьи и пойти в поход на юг, а там станет ли он грабить болгар как союзник ромеев или нападет на греческие берега, нарушая договор с Византией, или наймется в ее войско — кто знает? Ольга, убедив Константина Багрянородного в том, что на Руси есть один владыка — она сама, должна была по возвращении убедить князей, воевод и буйных дружинников в том, что наниматься к грекам по государственному соглашению выгоднее, чем поодиночке, мелкими отрядами.
С этим связан с удовольствием изложенный в Древнейшем сказании скандал, устроенный Ольгой греческому посольству в Киеве после возвращения туда осенью 957-го или весной 958 года. Посол Соломер требовал «челядь, и воск, и меха, и воинов в помощь». Вполне вероятно, что не в качестве ответных даров (такой «рассрочки» посольских даров в византийской практике не было), а желая приобрести все это на Руси за наличные (позже, в 967 году, как мы увидим, патрикий Калокир прибыл в Киев для найма войск с 15 кентинариями золота — 108 тысячами золотых монет). Ольга не просто отказала Соломеру, но и укоризненных слов «говорила много», прежде чем «отпустила приходивших послов в Царский город», — сообщает Древнейшее сказание.
Это не значит, что княгиня не хотела торговать воинами. Как она могла не хотеть, если это было чрезвычайно выгодно? Но эта выгода должна была стать государственной, воины должны были наниматься от русского князя, по ее соглашению с императором, а не покупаться в розницу, как встарь. И действительно, в 957–958 годах в Малой Азии действовали (и то лишь по предположению исследователей) те отдельные отряды росов, которые появились там в середине 950-х. Затем сведения о росах исчезают. Зато в походе 960–961 годов на Крит под командой Никифора Фоки с арабами сражался уже большой росский отряд, практически войско. Полагаю, Ольге и в этом удалось договориться и с Византией, и со своими князьями и дружинниками.
Но тактической победы Ольге было мало. Она мыслила в стратегической перспективе. Учитывая наличие разных русских князей, не считая малозависимых от них воевод, и самостоятельность городов, посылавших от себя представителей в посольства, минуя князя, принятие правящей верхушкой христианства было необходимо именно как стратегия развития государства. Один Бог на небе — один князь на земле! Эту идею Ольге просто необходимо было утвердить на Руси, где многие люди в городах — как выражается летописец, «варяги» — были уже христианами. Старалась она для своего сына. Но именно в нем нашла твердого противника христианства.
«Жила Ольга вместе с сыном своим Святославом, — повествует Древнейшее сказание сразу после рассказа о скандале с греческим послом, — и учила его мать принять крещение. Но не ценил он слов тех и в уши не влагал себе; а если кто хотел по своей воле креститься, не возбранял ему, только ругался.
Неверующим ведь вера христианская — юродство; не смыслят ведь, не разумеют, во тьме ходят, не видят славы Господней; огрубели сердца их, и ушами тяжко слышать, а очами видеть. Сказал ведь Соломон: "Делатель нечестивого далек от разума; поскольку звал вас — не послушали, обратился к вам, и не внимали, но отвергли мои советы и обличениям моим не внимаете; возненавидели ведь Премудрость, а страха Господня не пожелали, не хотели внимать моим словам, презрели обличения мои".
