Но «мудрейшей из жен», как называет ее летописец, удалось сделать больше. Она доказала императору (который один мог принимать решения на таком уровне), что ее прием должен отличаться от приема даже и багдадских послов. Как единовластный правитель независимого государства она готова была, приняв крещение от императорской четы (Константина и Елены), стать их «дочерью», равной василиссе. То есть обязательные для всех послов и чинов двора земные поклоны и падение ниц были исключены. С духовными отцом и матерью (Константином и Еленой), «братом» (их августейшим сыном, императором-соправителем Романом) и «сестрами» (дочерьми Елены и женой Романа Феофано) Ольга должна была общаться на равных.
Учитывая довольно большую демократичность и доступность Константина (вполне в традициях императоров), это вроде бы было легко. Но речь шла не о встрече в его кабинете или на прогулке. А о церемонии во дворце, где поколения чиновников свято хранили ритуал, на который накладывались не менее «священные» для бюрократии традиции посольского церемониала.
Ольга должна была для начала объяснить императору, что Русь, вопреки его представлениям, представляет собой самостоятельную экономическую, политическую и военную силу, вовсе не заслоняемую печенегами. Доказать, что она, княгиня, крепко держит свою страну в руках. Наконец, что не только сам автократор, но и его семья могут свободно общаться с «варварской» правительницей, не боясь быть оскорбленными ее грубыми манерами.
Разумеется, чтобы сесть за стол с семьей императора, Ольга должна была принять православие. Нет оснований полагать, что она сама этого не хотела. Мы не будем гадать о мотивах этого решения княгини, судьбоносного для России. Довольно сказать, что Ольга приняла крещение в Константинополе, возможно от самого патриарха (как говорят летописи), пройдя необходимое обучение.
Все эти заботы задержали посольство княгини надолго, практически на все лето. Разумеется, переговоры по конкретным вопросам мира, союза, торговли и участия русских войск в византийских войнах всё это время могли идти. Но приемы в императорском дворце, подчеркнувшие державный статус Руси и ее правительницы, состоялись лишь осенью. Первый прием датирован императором 9 сентября и описан им очень подробно, как пример разрешения сложной дипломатической ситуации, который должен стать руководством на будущее.
Рассказ, написанный чиновниками и авторизованный императором, представляет собой сценарий протокольного мероприятия, в который, разумеется, вносились изменения, что называется «жизненные коррективы», если они происходили. Можно ли в этом случае считать, как делается в популярной исторической литературе, что принятая на довольно высоком уровне послов арабских стран, княгиня покорно заняла свое место на церемонии — и неожиданно осталась стоять, когда ее дамы пали ниц перед императрицей Еленой? А описавший прием император Константин понял ошибку, лично принял Ольгу и усадил за стол со своим семейством?
Увы, нет. Грубое нарушение согласованного протокола приема (а он обязательно согласовывался заранее, чтобы все вели себя согласно сценарию) было во всей истории дипломатии страшным скандалом. Обычно оно означало прерывание церемонии, ведь ее завершение увековечивало «урон чести» стороне, обиженной несоблюдением протокола. В данном случае оскорбленная императрица просто не села бы с Ольгой за стол и, уж конечно, не пригласила бы ее на десерт. В своем трактате «О церемониях» Константин Багрянородный описал прием Ольги в качестве образца. Значит, император был доволен тем, как сумел разрешить уникальный казус с русской правительницей, и оставил его детальное описание в назидание потомкам.
Приведу этот интереснейший документ по переводу выдающегося историка Г. Г. Литаврина, временами заменяя множество оставленных им в тексте греческих терминов его же переводом и делая пояснения в круглых скобках.
Первый прием княгини Ольги в трактате Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора»[163]:
«Девятого сентября, в четвертый день (в среду) состоялся прием, во всем подобный вышеописанному (приему арабского посла), по прибытии Эльги, архонтиссы Росии. Эта архонтисса вошла (в большой зал-триклин Магнаврского дворца) с ее близкими, архонтиссами-родственницами и наиболее видными из служанок. Она шествовала впереди всех прочих женщин, они же по порядку, одна за другой, следовали за ней. Остановилась она на месте, где логофет (министр внешних сношений) обычно задает вопросы (о здоровье и благоденствии приезжих, их государя и народа). За ней вошли послы и купцы архонтов Росии и остановились позади, у занавесей (отделявших зал приема от вестибюля, в котором ожидали аудиенции). Все дальнейшее было совершено в соответствии с вышеописанным приемом.
