— Ходит, молчит, блестит своими очками, ничего не говорит, не записывает, — рассказывал вечером Авруцкий. — Только улыбается да песенки какие-то насвистывает. Видать, дядя себе на уме... А потом, когда мы уже ноги стали еле таскать, он говорит: «Я вас попрошу на недельку забыть, что в конторе есть директор. Действуйте, одним словом, сами, руководите, как вам совесть велит...» — и сокрушенно вздохнул: — Метла новая, а метет по-старому...
А к Трофимову, с которым директор почти целый день просидел в кабинете, шофера не решались обратиться. Его откровенно побаивались на автобазе: «Уж очень любит пытать словами человек. Все жилы вытянет!» — говорили о нем шофера.
— Наш хозяин-то больше на бумажках привык ездить. Видать, тот еще автомобилист! — шутили они, кивая на освещенные окна кабинета.
Примерно недели через три «хозяин» разыскал Григория и пригласил его с собой на «кладбище», так называли на автобазе стоянку ожидающих списания машин.
— На ходу с вами можно поговорить о деле? — спросил директор. — Кабинет и прочие атрибуты официальщины для вас не обязательны, товарищ Корсаков? — тронул его директор за локоть.
— Так же, как и такое обращение, — тронула улыбка губы Корсакова. — Меня зовут Григорием.
— Вот и отлично! — обрадовался директор, будто Григорий сообщил ему бог весть какую приятную новость. — Анатолий Петрович, — протянул он руку. — Будем считать, что официальное и неофициальное знакомство состоялось. Так?
— Так! — твердо ответил Григорий. — А какое дело? Снять меня с машины и посадить в контору?
— Вы уже знаете об этом? — сверкнули стекла очков. — Тем и лучше, меньше времени уйдет на переговоры. Да, мы хотим вас снять с одной машины и посадить сразу на сотню машин.
Григорий остановился.
— И с биржей вашей ничего не случится, в цене останетесь высокой, — серьезно произнес директор.
Григорий подозрительно посмотрел на него.
— Мне кажется, что разговор обо мне у вас уже состоялся?
— Состоялся, — подтвердил Киселев.
— И, конечно, там, — неопределенно мотнул головой Григорий, — вы заручились согласием?
— Заручился и там, и здесь тоже, думаю, заручусь. Ведь это нужно, Гриша, — почти просяще проговорил директор. — Нужно... Вы же сами понимаете!
— ...И вот такие молодцы в «покойничках» ходят? — спросил директор, похлопывая машину по ветровому стеклу.
— Так это они снаружи молодцы, — ответил подошедший Сиротин. — А внутри — гнилье.
— Сейчас все лечат, — улыбнулся директор. — Ладно, с этими больными чуть позже как следует познакомимся... А каким, кстати, транспортом может располагать директор автобазы? Разумеется, для деловых разъездов, — полушутя добавил он.
— Есть у нас три «победы», и ни одна из них не ходит. Две прежний директор «на память» разбил, — ухмыльнулся Сиротин, — одна разутая стоит, совсем босая... Есть еще мотоцикл с коляской, на днях получили, да только с него еще заводскую смазку не сняли.
— Вот этот транспорт по мне, — оживился директор. — Где он стоит?
— Я сейчас пойду, с ребятами приведу его в порядок, — с готовностью предложил Сиротин. — Только команду дайте.
— Вот это здорово! — рассмеялся директор. — Ездить буду я, а приводить в порядок кто-то. Так не пойдет! Этого рысака я сам к седлу приучать буду. Пошли в конюшню!
— А вы... это самое... вакант не откроете... а то дороги-то у нас... видели небось сами...
— Думаю — нет! — серьезно ответил директор. — А чтобы вы зря не беспокоились, вот, пожалуйста, — и протянул Сиротину красную книжечку.
— Первый класс, — уважительно произнес тот, — а не по блату, случайно?
— Честное слово, нет! Сам заработал.
— Ну, тогда отлично! Вам, Анатолий Петрович, Корсаков конюшню покажет. А то мне в рейс нужно, автобус ждет...
— Ни минуты задержки! — протянул ему руку Киселев. — Колеса у машины должны всегда крутиться
— А вы знаете, Гриша, — обратился к Корсакову директор, когда ушел Сиротин, — мне кажется, у нас с вами дружба получится... Вы как думаете?
— Дружить — не вражить, — вспомнил Григорий поговорку матери.
— Обещаю, — приложил Киселев руку к сердцу. — Жаль не мусульманин, мог бы поклясться на коране, что как только сделаем вот из этого, — повел он рукой по сторонам, — автобазу — ни на минуту не задержу вас в конторе. А на конюшню — завтра.