- Точно. Так почему бы не повести меня к треклятому сундуку, а не только о нем болтать? Тебе ведь монета уже не нужна, верно? Да ведь суть в том, что мы тебя повесили на совесть, и ты был мертвым, когда сняли. Мертвецы обычно остаются в земле. Это закон.
- Если бы я был мертвым, не сидел бы здесь сейчас. Верно? Приходилось тебе процарапывать путь из-под земли? Не будь ваши гробы из самого дешевого плавника, не будь ваша земля так тверда, а вы сами так ленивы, ну, я назад бы не вернулся. Так что если кто и виноват, так вы со своим вшивым поселком.
- Но разве я рыл землю? Короче, никакого зарытого сундука нет. Будь он, ты бы уже был при нем. Ты же спишь под столом, и то потому, что ее собаки любят об тебя тереться. Запах перебивают. Еще Феловиль считает, что ты забавный.
- Смеется над моими мертвыми глазами, да?
Хордило глянул в главный зал таверны, но Феловиль так и сидела за баром - голова едва видна, глаза закрыты. Женщина бодрствует все ночи, нечего удивляться, что спит все дни. Недавно бесполезный фактор Шпилгит Пурбл проскользнул мимо, а она и век не подняла, даже когда тот спустился назад почти сразу, в новой одежде. На лице фактора было подозрительное выражение, Хордило аж обеспокоился, но суетиться не пожелал, ведь пока старуха спит, нетрудно вытащить пробки из пары фляжек в подсобке. - Везет тебе, - сказал он наконец, - что у старухи страсть к извращениям. Не везет, что у ее девок этой страсти нет.
- Они такое видят в мужских глазах каждую ночь, что я думаю, мои глаза могли бы им понравиться.
- Похоть не так уж страшна на вид, - сказал Хордило.
- Да неужели. Да, от нее девка из одежд выпрыгивает, верно? Прямо как от любви. Любовь срывает все покровы.
- Какие покровы? Ее девочки ничего такого не носят, дурак. Дело в том, Якль, что они видят привычное, и им хорошо. А мертвые глаза, это иное. У них душа дрожит, вот.
- Понимаю, Стеньга. Иногда, но не всегда, ты такой чувствительный.
Хордило хмыкнул, потом нахмурился. Грюмль уже должен был показаться во второй раз. Селение маленькое, а Грюмль делает обход и делает хорошо, потому как ничего другого не знает. - Как-то забавно, - сказал он.
- Что?
- Голем Клыгрызуба. Грюмль.
- А с этим что?
- Не с "этим", а с ним. Ну, он показался как обычно...
- Да, я тоже видел.
- Круг, верно? Только второй раз не появился.
Якль пожал плечами. - Может, с кем-то разбирается.
- Грюмль не разбирается, - ответил Хордило, щурясь на мутное стекло и моргая. - Чтобы все успокоились, ему нужно лишь показаться. Ты не станешь спорить с гигантским куском злобного железа. Особенно когда он носит двуручную секиру.
- Что мне не нравится, это голова ведром, - сказал Якль. - С ведром не потолкуешь, верно? Ну, лицом к лицу. Лица нет. Но его ведро не железное, Стеньга.
- Да что ты.
- Скорее олово или сплав.
- Нет, железо, - заявил Хордило. - Ты не работал с Грюмлем, как я.
- Работал с ним? Ты его приветствуешь, когда мимо проходишь. Не похоже, Стеньга, что он тебе друг.
- Я палач лорда, Якль. Грюмль и его братья наводят порядок. Все организовано, понятно? Мы работаем на Владыку Гадда. Големы - как бы правые руки милорда, а я левая.
- Правые руки? Сколько же у него рук?
- Сосчитай, дурак. Шесть правых рук.
- А как насчет его собственной руки?
- Верно. Семь правых рук.
- И три левых?
- Тоже верно. Похоже, даже мертвецы умеют считать.
- О¸ считать я умею, друг, но это не значит, что можно сложить. Понятно?
- Нет, - сверкнул Хордило глазами на свое отражение. - Непонятно.
- Значит, ведро железное. Чудно. Как скажешь. Грюмль пропал и даже я понимаю, это на редкость странно. Значит, как палач и констебль и кто ты там по твоим словам официально? То есть, не будем скрывать, ты каждый день щебечешь что-то новое. Итак, кем бы ты ни был, почему ты еще сидишь здесь, если Грюмль пропал? Там, снаружи, холодно. Может, он заржавел. Или застыл. Так что иди и отыщи порцию смазки. Вот что должен делать настоящий друг в таких обстоятельствах.
- Чтобы тебе доказать, - сказал Хордило, вставая и натягивая плащ, - я сделаю именно так. Пойду туда, в такую ужасную погоду, чтобы проверить друга.
