Вдали показалась лодка. В лодке сидели два человека. Один был большой, его узнали, завыли собаки. Это был доктор. Кто же был другой? Другой был Ланжеро. Легкий, он выскочил на берег.
— Как он вырос! — сказали старики.
Доктор привязал лодку.
— Здравствуй, Ланжеро, — сказали старики.
— Узнали? — спросил доктор хмуро.
— Как же не узнать.
— Темный народ, — сказал Тевка. — За своих ребят испугались. Судьбе хотели помочь. Судьба где-то замешкалась.
— Судьба? — сказал доктор. — Счастье, что я встретил Ланжеро, направляясь к вам. А то бы я тоже судьбе помог. Всех вас под суд бы отдал.
Старики вставали поздно. По утрам они любили рассказывать сны. Им снились молодые женщины и собаки. Старики были сильные, страстные люди. Они мечтали о богатой жизни. Богатая жизнь — это собаки, как можно больше собак, как можно больше собачьего мяса.
Убивая зверя, они просили у него прощения. Убивая нерпу, они вырывали у нее глаза, чтобы выбросить их в воду: убитое животное не должно знать убийцы.
Везде спины, ноги, зубы, глаза и рты. Море живое. Река живая. На спине у горы живут деревья.
Горы, облака, камни, деревья, реки и звери совсем не то, реки не реки, звери не звери. Это боги надели на себя волны и шкуру, вылепили себя, выточили из камня, сузились, вытянулись, подняли вверх ветви, стали деревьями, чтобы скрыть себя от человека и его любопытства.
Гром зимой скрывается в воде. Ветер — это человек. У него изо рта дует.
На небе живут небесные люди. На земных людей они смотрят как на рыб. Изредка они спускают удочку с крючками, чтобы подцепить какого-нибудь человека.
— А нельзя ли нам сплести такой невод, чтобы поймать небесных людей? — спросил как-то Ланжеро у стариков.
— А зачем тебе небесные люди?
— Хочу на них посмотреть. Вас ловят, а вы молчите.
Когда Ланжеро стал старше, он спросил у стариков, что находится за горами.
— Смотри сюда, — сказал ему Чевгун-старший, и на песке палкой Чевгун нарисовал нерпу.
— На этой нерпе мы живем, — сказал Чевгун, — она спит, эта нерпа. Кругом море.
— А море, — спрашивал Ланжеро, — есть ли ему конец?
Старики не знали, что ему ответить.
Ланжеро снились легкие, живые сны. В снах он шел, переходил через горы, переплывал через реки.
Один раз ему приснилось облако белок. Стая белок перескочила через него и исчезла.
В другой раз ему приснилась большая страна, тяжелые горы, широкие реки. Но люди в этой стране были легкие, молодые, словно сделаны были из неба. Куда-то шли. Должно быть, это и были те самые верхние люди.
«Люди, — думал Ланжеро, — созданы не для того, чтобы сидеть дома. Они существуют, чтобы лететь с горы на гору, падать и опять вставать, бежать по снегу, прыгать по болоту, все вперед и вперед, никогда не видеть одного и того же, интересоваться, трогать».
Ланжеро понимал дерево, железо и кость.
Он делал нарты. Его нарты едва касались земли. Лодки его плыли, едва касаясь воды.
И все, что он делал, было для того, чтобы идти, ехать, бежать и плыть, чтобы идти и видеть.
Он думал: «Не надо сидеть на одном месте, надо идти все вперед и вперед. Река — и та куда-то спешит, птица — и та куда-то летит, зверь — и тот бежит по тайге, белка — и та прыгает с ветки на ветку, все выше и выше».
Как-то из города Александровска в Нань-во пришел на лыжах один человек. У него было ружье за плечами, а на глазах стекла-очки. Стекла у него на глазах покрылись льдом, усы примерзли к бороде.
Войдя в зимник, он снял очки и стал разувать ноги. Ноги у него были большие, волосатые. Он протянул их к огню. Борода его начала таять, с усов побежало. Из очага вылетела искра и прожгла ему штаны. Но он не заметил этого.
— Пахнет паленым, — сказал он.
— Это на тебе, — сказал Чевгун-старший, — горят твои штаны.
К гостю подошел Низюн и подал ему руку с откушенным пальцем.
— Пальца одного нету, — пошутил Низюн. — Мать мне откусила палец, когда я был еще ребенком.
Ызь сел рядом с гостем.
— Штаны сжег? — сказал он. — Жаль, что у меня ноги короче. Я бы уступил тебе свои.
В это время вернулся Чевгун. На руке у него висели штаны.
— Надевай мои, — сказал он. — Снимай свои. Моя мамка починит.
